Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе

Сегодня историки предпочитают изучать в основном произведенную королем конфискацию еврейских культовых сооружений и денег. Пытаясь объяснить не имевшее прецедентов изгнание евреев, захват их имущества и конфискацию у них долговых обязательств, исследователи подчеркивают скромную географическую протяженность королевских владений (куда меньше, чем сегодняшняя Франция) и суровую набожность Филиппа. В действиях монарха они видят краткосрочное решение тяжких денежных проблем, основанное прежде всего на религиозных мотивах. Но король также конфисковал много зданий, имевших сугубо светское назначение, и раздал их придворным и чиновникам ради политической выгоды. Филипп нашел дешевый и легкий способ проявить щедрость за чужой счет, особенно там, где он мог рассчитывать на дополнительную поддержку, например в Шато-Ландоне, колыбели Анжуйской династии и столице региона Гатине. При Филиппе II Августе Гуго, аббат Шато-Ландона, смог завершить крупное строительство: он расширил королевское аббатство Сен-Северен (недавно восстановленное), и при этом ему уже не надо было возвращать взятые у евреев ссуды. Ему пришлось всего лишь признать за собой долг короне в двадцать процентов от двухсот двадцати пяти фунтов, которые он взял у евреев; монарх заявил, что это было необходимо для защиты королевства. «Денежное крыльцо» в бывшем еврейском квартале недалеко от старого рынка, где заключались ссудные договоры, сохранилось и сегодня. В столице Берри первый маршал Франции Матье Буржский, один из виднейших чиновников королевства, получил имущество еврея Исаака из Юради, уплатив за него семь фунтов. Это первый документ, относящийся к важной должности маршала, и в нем говорится, что Матье получил престижный особняк в центре города[954].

Филипп раздавал отобранное у евреев своим придворным – маршалу, управляющему, советникам из числа клириков, – привязывая их к себе и вознаграждая их преданность (что отличало их от старинной аристократии, богатой и склонной к перманентному недовольству). Подобно Генриху VIII Английскому, упразднившему монастыри в XVI веке, он также сыграл активную роль в перераспределении земельных владений. Подчеркивая злокозненность евреев, король добился публичного одобрения от папы, архиепископа и хрониста.

Поступки Филиппа после восшествия на престол часто представляются одновременно и прогрессивными, и ретроградными: прогрессивными в его стремлении сделать Париж центром культурной, финансовой, образовательной, придворной и правительственной жизни, и ретроградными в отношении евреев в его владениях: он конфисковывал их собственность, поддерживал сомнительный культ «святого ребенка», изгнал евреев в 1180 году, а потом с неохотой вернул их в 1198‐м. Эти на первый взгляд противоречивые поступки следует рассматривать как параллельные проявления стремления короля утвердить свою власть.

Традиционно утверждается, что во Франции, как и в английском Бери, непосредственным предлогом высылки евреев стало обвинение в ритуальном убийстве. В это время власть короля еще не настолько укрепилась, чтобы он мог изгнать их исключительно по своей воле. Ему нужен был повод, возможность обвинить их в совершении беззакония, и Филипп представил это предполагаемое преступление постоянным, непрерывным злодеянием, являющим собой угрозу не только телесную, но и духовную[955].

Король выгадал как в финансовом, так и идеологическом отношении. В Париже, как и в Блуа (а также, возможно, в Бери и в Глостере), кровавый навет принес большие доходы от оказавшихся в ловушке евреев. Эти деньги вовсе не были неожиданной удачей, наоборот, монарх тщательно просчитал каждый шаг, принесший ему огромное состояние[956]. Филипп получил в свое распоряжение суммы, превышавшие годовой бюджет короны; кроме того, ему достались имущество, производственные активы, а также права и привилегии, которые будут приносить доходы еще много лет[957]. Исследователи часто указывали, что своими действиями против евреев Филипп «зарезал курицу, несущую золотые яйца», что он совершил недальновидный поступок, принесший лишь краткосрочные выгоды[958]. Те немногие историки, которые изучали доходы, полученные от изгнания евреев, основное внимание уделили «золотому яйцу» 1182 года, но у короля были гораздо более амбициозные цели.