Убийство в доме свиданий

— Так-с… — начал он, — доложите, барышня, как вас зовут, к какому сословию принадлежите, а также род своих занятий назовите.

— Ага, да-да, — залепетала девушка. — Зовусь Дарьей, по отцу Фоминична, а фамилия моя Челнокова. Из петербургских мещан. Горничная я в заведении публичном госпожи Афендик на Екатеринославской улице.

Говорила она это совсем не смущаясь, даже как-то бойковито, точно подготовилась к допросу, но так и должно было быть, подумал Выжигин, раз шла с повинной.

— Хорошо, — кивнул он, сидя рядом со столом начальника, — а теперь доложите со всеми подробностями то, что хотели нам рассказать. Только помните, что дача ложных показаний по закону карается.

— Да, да, помни ты, курва этакая, об этом! — вскочил неожиданно с места начальник и замахал перед своим носом пальцем. Потом, видно, вспомнил, что в комнате посторонний, взглянул на князя и пробормотал: — Извините-с, ваше сиятельство, — вспылил…

Князь милостиво кивнул, а Даша, простоволосая, в бежевом ситцевом платье, обшитом рюшем, глотнула поглубже воздух и начала:

— Пришла доложить я, что третьего октября нынешнего года зарезала я в заведении барышню, живущую там по желтому билету, За-рызину Елену. Зарезала в беспамятстве, в затмении ума, вспомнив, что обидела она меня, назвав грубыми словами.

— Подробнее изложите обстоятельства происходившего, — очень мягко попросил Выжигин, вглядываясь в широкое чухонское лицо Челноковой. — Откуда появился у вас кинжал, послуживший орудием убийства, какими именно словами оскорбила вас Зары-зина?

— С кинжалом тем пришла я в заведение Афендик на службу, а купила я его как-то на Сенном рынке, случайно, за пятьдесят три копейки у торговца железным товаром, у кого именно — не помню. А оскорбила меня Зары-зина, назвав… словом, для женщины обидным, а еще чухной вонючей. Поскольку же я… совсем к тому слову отношения не имею, так как не живу, как все, по желтому билету, а просто горничной служу, а еще потому, что никогда от меня не воняло, то и решила я с Зарызиной покончить, убив ее тем ножом.

Все та же бойковитость, наличие деталей поразили Выжигина — правдоподобность, если не сама правда, сквозила в рассказе Даши.

— Продолжайте, — попросил он. — При каких обстоятельствах произошло убийство? Выбирали ль вы час для свершения деяния?

— Нет-с, не выбирала. Помню, что сидела я у себя, а злоба на Ленку так и ходит во мне ходуном, не остановить. Взяла ножик, к ее спальне пошла, дверь приотворенной оказалась…

Выжигин остановил девушку взмахом руки:

— Постойте! А разве в вашем заведении не принято держать дверей закрытыми, когда посетителя принимаешь?

— Нет, нету у нас таких порядков — у других это. А у нас, если горничной что от барышни нужно, стучать положено.

— Ну, ну, вот вы и постучались? Но знали же, что Ленка в это время у себя?

— Знала — свет пробивался в кол и дор. Вот я тихонько и зашла. Ленқа с посетителем лежала, в обнимку…

Начальник отделения вдруг громко засмеялся, чем вызвал смех и у сидевшего в комнате Остапова:

— Ну, понятно, что в обнимку, как же еще-то! Рассказывай дальше, сучка драная, да подробней! А то чуется мне, что покрыть ты кого-то хочешь. Говори! — И он снова виновато посмотрел на князя и пробормотал: — Ваше сиятельство, извиняйте — работа!

— Вошла я, — продолжила Даша, — сама не своя, так и трясусь. Ленка мои шаги заслышала, встрепенулась, из-за плеча посетителя на меня взглянула. «Чего тебе?» — спросила. А я все к ней иду, медленно так, и ножик свой за спиной держу. Не знаю, как она догадалась, а догадал ась-таки. Вскочила, голая вся, а я уж рядом с постелью стою. «Блядью, — спрашиваю, — меня называла? Чухной вонючей величала? Ну так сама ты такая! Получай же!» И воткнула я ей нож со всей силой под грудь — она ойкнула да и повалилась на спину!

Выжигин видел, что Даша дрожит, глаза из светлых превратились в карие, и если бы не наручники, стянувшие руки, то она непременно бы показала, как била женщину ножом. Рассказ выглядел ярким до полной иллюзии правдоподобия, и Выжигин, дав Даше успокоиться, спросил:

— Но как я же вёл себя тот… господин?

Даша вздохнула:

— Испужался сильно, по спальне забегал, окно стал дергать за ручки, но я дожидаться не стала — пошла себе в свою комнату. Пришла, легла на кровать, а потом поднялась. Снова в спальню к Ленке заглянула, холодно там — окно открыто, куда ее посетитель подевался — не знаю. И решила я тут: нужно все представить, будто и не я убила, а посетитель ее. Вот и заорала я благим матом, и все сбегаться стали…

— Очень интересно! — заметил Выжигин. — Так вы, когда на другого вину свалить хотели, тоже в состоянии большого возбуждения находились или уж опамятовались?

— Да, будто разум ко мне вернулся и страшно за себя стало — засудят. Но подумала я, подумала и поняла, что грех на свою душу страшный взяла, и решила наказание вынести. Да и не хотела я, чтобы за меня какого-нибудь человека невинного засудили…

Сомский как-то странно хмыкнул — то ли подавил смешок, то ли зевоту. Все повернули в его сторону головы, но он лишь предупредительно поднял вверх ладонь — продолжайте.