Убийство в доме свиданий

— Н-да… — неопределенно прогундосил начальник отделения, — ты, Челнокова, еще та падла, а честную из себя корчить вздумала. Допрос на этом думаю считать исчерпанным. Как считаете, господин полицейский надзиратель? А может быть, у вас, ваше сиятельство, к подозреваемой вопросы окажутся? — со сладкой миной на лице повернулся в сторону Сомского начальник.

— Пожалуй, один вопросик и найдется, — вымолвил Сомский, державший руки в карманах пальто. — Скажи-ка, Даша, а криков того господина ты не слышала? Не звал он на по мощь, не вопил ли от страха?

— Говорю же я вам, — с какой-то угрозой низким голосом заговорила девушка, — он только по комнате бегал, как бы спастись хотел, но не орал, окно открыть пытался…

— Ну, про окно мы уже слыхали, — тая усмешку в уголках тонких губ, произнес Сомский. — А вот еще вопрос: когда в комнату ты свою пришла да на кровать легла, а потом снова поднялась и пошла к спальне, тогда у тебя мысль-то появилась представить все не тобой содеянным?

Тут Даше пришлось немного подумать, но ответила она твердо:

— Когда увидала, что посетитель исчез.

— В таком случае, зачем, шла к Ленкиной спальне? Что толкнуло тебя к месту преступления? — допытывался князь, уже совсем не скрывая улыбки. — Не знала ведь что посетитель убежал?

— А вот пошла, да и все! Будто потянуло меня туда что-то необоримое. Может, на Ленку убитую поглядеть захотела — жива ль…

— Ну, вот и веемой вопросы, — как-то весело сказал князь, начальник отделения сурово молвил, глядя на Дашу:

— Тебя, потаскуха, за преднамеренное убийство на каторгу лет на семь упекут! Ужо узнаешь, как сладко-то там со вшами, клопами да пищей, с тараканами варенной! Конвоир! — прокричал он и, когда тот явился, грозно сказал: — Шлюху эту в камеру отведи да стереги покрепче! Через час на Шпалерную, в Дом предварительного заключения отправим!

Конвоир взял было девушку за плечо, чтобы вести, но Даша резким движением освободилась и весело так поглядела на начальника:

— Каторга так каторга, начальник! Только уж знай — не шлюха я и не потаскуха, хоть и в доме публичном жила!

— Ладно, хватит институтку из себя корчить! — провел по пышным усам начальник. — Подойди-ка лучше к секретарю да и подпиши показания свои — совсем забыл про сие важное дело!

Прозвенев цепями, Даша поставила на листе бумаги закорючку, и ее увели. В совершенном расположении духа начальник отделения сказал:

— Теперь, господа, и вы подпишите, да и будем считать, что дело у нас в шляпе. Сегодня же градоначальнику рапортую.

Над листом наклонился Остапов, потом Вы-жигин, которого хоть и мучили сомнения в отношении справедливости показаний Даши, но не подписать он их не мог — запись соответствовала словам подозреваемой.

— А вы, ваше сиятельство, не украсите ли сей документик своей подписью? Весомо будет и почетно. Уважьте уж… — так и таял от льстивой улыбки начальник.

Сомский же, крутя в руках свой котелок, сказал:

— А вот и не уважу, да и не потому только, что не имею к полиции никакого отношения. Не поставлю я свою подпись главным образом потому, что не верю показаниям Челноковой. Оговорить она себя решила.

Начальник развел руками, от сильного удивления вначале запыхтел в усы, потом сказал:

— Позвольте, позвольте, ваше сиятельство! Зачем же девке брать на себя такую тяжкую вину — человека другого жизни лишила? Или уговорил ее кто-то, застращал? Нет-с, выше моего понимания это выходит!

— И я покамест причин оговора не знаю, — сказал Сомский. — Может быть, надоело этой ершистой, характерной девчонке на десятых, сотых ролях в этой жизни играть. Вот и решила, возможнб, стать предметом внимания. Рассказывал мне один знаменитый хирург, Что были у него пациенты, которые симулировали болезни. Их на стол операционный кладут, режут, а в результате — ничего. Под нож шли, только бы добиться внимания врача, просто большого человеческого внимания, которым они раньше не пользовались. Да вы вспомните, как говорила Даша, — каждое слово продумано, на своем месте. Она — натура пылкая, актриса, истеричка, конечно, но и умна, умна! Она,) решившись на оговор, все продумала, до последней мелочи, зная, какие вопросы ей здесь задавать будут. Но именно умелое вранье ее и подвело — слишком уж бойко и гладко говорила, как по писаному!

— Ах, ну у вас, князь, одна психология, — с некоторым сочувствием посмотрел на Сом-ского начальник, — а у меня, — он постучал по листу с показаниями, — факты. Вам не поверят ни за что, хоть сто присяжных в суд приводи — бумаге этой поверят. А что господин Выжигин скажет? Очень любопытно! — и сделал внимательное лицо, обращаясь не к подчиненному, а к родственнику князя и сенатора.