Убийство в доме свиданий

Ручка была точеной, деревянной, а поэтому Выжигин достал баночку с графитовой пылью и осторожно нанес ее кистью на полированную поверхность. Присмотрелся — на самом деле, отпечатки проявились хорошо. Отдав команду фотографу заснять ручку, Выжигин вышел в коридор и подозвал Изольду.

— Вас, сударыня, простите, как при рождении назвали? — спросил он, глядя на рыжую девицу.

— Матреной, — пробасила проститутка немного виновато.

— Ну так расскажи мне, Матрена, как обнаружила ты тело своей товарки? Да и как ее зовут, скажи…

— Звали ее по заведению Мюзетта, а так — Татьяной. Нашла я ее, когда решила заглянуть к ней в спальню — давно не видала, соскучилась. Дверь была открыта, голову просунула, темно, но не слышно, чтоб посетитель был у ней. А сама приглядываюсь и вижу — лежит на кровати кто-то, да не отвечает. Свет зажгла, снова позвала — не встает. Тихонько так к ней подошла, вначале рукой потрясла, а уж когда подушку-то приподняла, так благим матом и заорала. Что со мной было, ахти! Вопила, по полу каталась — напужалась очинно, так ведь и Таньку-то как жалко было!

Матрена разинула рот, видно, желая снова заорать, но Выжигин не дал ей такой возможности, пригласил пройти в спальню, подвел к шкафу.

— Ну, ты, Матрена, наверное, все платья знаешь, которые Татьяна носила. Взгляни, все ли на местах?

— Что ж, посмотрю. У нас в заведении, если у кого какая обновка, сразу наряжается и такой наряжохой полдня ходит, всем на зависть.

Похоже, Матрена на самом деле была осведомлена о составе гардероба своей подруги по заведению. Пробежав пальцами по рукавам висевших платьев, жакетов, салопчиков, шушунчиков, женщина твердо сказала:

— Сиреневого платья с фестонами не нахожу, макинтошика горохового нет, а еще шляпки в виде казанка такого — мы еще над Танькою смеялись.

— А туфли, боты, ботинки все на месте? — быстро спросил Выжигин.

Матрена наклонилась к ящику, где находилась обувь, пошуровала в нем.

Вроде все на месте, — выпрямилась и потерла руку об руку, стряхивая пыль.

Женщина вдруг резко повернулась в сторону кровати и замерла в оцепенении, глядя на обнаженную мертвую подругу, над которой хлопотал Вукол Кузьмич.

— Он ее убил! Не она сама! — с необыкновенным ожесточением проговорила женщина. — Он завтра в другой публичный дом придет, мы знаем! Закрыть нас надо, хоть на неделю!

Выжигин вывел колотящуюся в сильном нервном ознобе женщину в коридор и там спросил:

— А видал кто-нибудь из твоих подруг того… мужчину?

— Да, видели, но мельком — студент какой-то вроде.

— Он что же, искал Татьяну? Спрашивал ее? Просил показать?

— Нет, говорят, тихонько присел за стол и альбом смотреть стал с нашими снимками, а потом сразу подошел к Татьяне, и они ушли.

— Значит, он просто выбрал ту, что ему нравилась уже на фото?

— Не знаю, выходит, так, — уже с остервенением вытолкнула из себя Матрена. — Хотя он будто спросил у Таньки что-то, поговорили вроде даже, а потом ушли. Молодой такой, красивый…

— А у Татьяны не было желания себя убить? Не жаловалась на судьбу?

— Как не жаловалась! — зло хмыкнула Матрена. — Все мы тут жалуемся, все плачем, только у каждой свои болячки были. Танька и вовсе с придурью была — из благородных! Все семью свою да барский дом забыть не могла — разорились, что ли, в пух и прах? Однажды Фидельше, хозяйке нашей, так сказала: «Вы, говорит, грязная сводня! Таких, как вы, мой папенька бы дальше кухни в своем доме не пустил!»

— И что же хозяйка? — внутренне содрогнулся Выжигин, узнав о дворянском звании женщины.

— А эта стерва так ее решила наказать — посетителей тридцать в течение трех дней через нее пропустила. Еле откачали потом.

— Хорошо, иди, Матрена, — отпустил проститутку Выжигин, а сам прошел в спальню.

— Степан Андреич, — подошел к нему улыбавшийся чему-то Остапов, — а понял я, почему сапог нету. — Городовой держал в руках дамский башмачок для сырой погоды. — Посмотрите, ножка-то у убитой такая маленькая, как у девчонки малой! А?

На самом деле — ботинок был почти детским, Выжигин повертел его в руках и с благодарной улыбкой сказал Остапову:

— Спасибо за дельную подсказку. А все-таки допустим то, что человек, оставивший во всех трех случаях одежду в спальне, мог уйти в одежде проститутки?

Остапов нехотя пожал плечами:

— Иного ничего не получается. Только начальник отделения все эти россказни о переодевающемся посетителе-убийце йи за что не примет. В камере сидит…

— Знаю я, кто в камере сидит, — перебил Остапова Выжигин. — Вы сейчас идите да расспросите хорошенько служителей борделя о том, что внизу случилось. Кто швейцара застрелил? Не тот ли, кто из этой спальни в женском платье уходил?