Убийство в доме свиданий

Кажется, каторжник надеялся на то, что такую Наташку никто не полюбит, она никому не нужна, тем более человеку, выглядевшему прилично, но именно это и заставило Выжи-гина сесть на место опять.

— Веди! — приказал он.

— А что мне за это будет? — все еще сомневаясь, спросил Жгут.

— Уйдешь отсюда без конвоя, никто тебя не арестует, — смотрел Выжигин на дворянку, со смехом вытершуюся подолом и севшую рядом с теми, кто минуту назад издевался над ней.

— Лады, — кивнул Жгут и пошел к Наташе, нагнулся к ее уху, повернулся в сторону Выжи-гина, показывая на него женщине.

Степан Андреевич поймал ее долгий испытующий взгляд, в котором через пару мгновений засветились интерес и жадное бесстыдство. Оправив на полуобнаженной груди нитку дешевых коралловых бус, проститутка поднялась и, вихляя бедрами, двинулась в сторону Выжи-гина, чувствовавшего отвращение не к этой падшей до предела женщине, а к самому себе. Приблизившись, Наташа рухнула на колени Выжигина, обхватила его шею рукой и влепила и его губы смачный мокрый поцелуй, обдав Степана Андреевича горьким запахом водки, лука и вяленой рыбы.

— Какой ты симпампон! — отпрянула вдруғ проститутка от него, как видно, желая получше рассмотреть необыкновенного посетителя, польстившего ее своим вниманием. — Я просто уписаюсь, душка, так хочется, чтобы ты взял меня сейчас! Идем? — мотнула она рукой.

— Идем, — почти машинально сказал Вы-жигин, понимая, что в ее спальне говорить будет легче.

— А пива для меня возьмешь? — с трудом слезла Срезневская с колен Выжигина.

— Да почему ж не взять, — поспешил Вы-жигин вызвать к себе еще большую симпатию и доверие.

Когда две бутылки пива были приобретены, Наташа, обхватив Выжигина за шею, напевая какой-то гаденький куплет, повела сыщика к себе. Спальни проституток размещались в обоих флигелях дома, где когда-то находились службы усадьбы. Из-за дверей, покуда они шли по полукругу одноэтажной постройки, неслись чьи-то вопли, стоны сладострастия или боли, чья-то остервенелая брань, а Выжигин все шел и шел рядом с шатающейся женщиной, не имевшей в облике и в поведении своем и тысячной доли того, что обычно приписывалось дворянкам как неотъемлемые атрибуты сословия: сдержанность, воспитанность и благородство.

—..Нам сюда! — толкнула Наталья одну из дверей ногой.

Электрический свет осветил помещение с кроватью, застеленной грязным бельем. Наталья стала стаскивать с себя платье, но Выжигин тотчас остановил ее словами:

— Наташа, подожди, мне нужно кое-что тебе сказать.

— Говори, симпампон, да только побыстрее. Не ты один моего тела хочешь, — посмотрела на посетители женщина с нетрезвым удивлением во взгляде.

— Наташа, я предупредить тебя пришел. Слыхала ты, наверное, что кто-то в публичных домах убивает проституток? Все они дворянского сословия были. Не знаю, кто это делает, — возможно, человек ненормальный психически, — но думаю, что этот страшный человек сегодня к тебе придет. Могла бы ты не выходить сегодня в зал? Могла бы завтра уйти из публичного дома, все равно куда, — хоть в прачки, хоть в поломойки! Убить тебя могут!

Выжигин проговорил все это страстно, увлеченно, главное, как показалось ему, убедительно, и увидел, что по лицу женщины скользнула тень страха, но вскоре победно-нахальная улыбка заставила покривиться лицо Натальи.

— Да кто там меня убить хочет? За что ж меня убивать! За то, что я вам, кобелям поганым, приятность доставляю? Меня здесь все любят, да и я всех люблю! В поломойки, в прачки мне идти предлагаешь? Мне, царице, такое говоришь? Да знаешь, что плачут мужики над грудями моими, предлагают жениться! Брильянты обещают, лошадей дорогих, дома! Я тут царствую, а ты меня царства моего лишить хочешь, богатств моих? Никого я не боюсь, симпампон. Захочу, крикну, сразу сюда прибегут приятели мои и на тысячу кусков раздерут того, кто обидеть меня захочет!

— Наташа! — зашептал Выжигин, ощущая и презрение и сильную жалость к этой обманутой жизнью женщине. — Ведь вы же дочь дворянина потомственного! Разве происхождение свое забыли? Зачем позорите могилы предков ваших! На дворянстве, на чести Россия держится! Молю вас, уходите отсюда сейчас же! Я помогу вам!

Срезневская засмеялась, вначале тихо, с фальшивой веселостью, но потом вошла в раж, и скоро тело ее просто сотрясалось от хохота, истерического и жуткого. Но, внезапно оборвав смех, Наталья ответила зло:

— Дворянство? Могилы предков? Россия держится?! А знаешь ли ты, симпампон, что родитель мой, дворянчик хоть и старинный, но нищий, как босяк последний, сам меня двенадцатилетнюю на улицу вывел да первому встречному за двадцать рублей и предложил! Плакала я тогда, мать умершую звала, но господинчик тот и поволок меня к себе, а батюшка мой стоял да вслед мне кричал: «Ничего, Наташка, это попервой страшно, а потом совсем не боязно будет!» Вот так и видится мне мой батюшка, когда глаза закрою, — рукой машет и кричит…