Убийство в доме свиданий

— Неужели? Ты?! — не испуганно или с огорчением, а с каким-то веселым удивлением спросила Катя, быстро приподнимаясь на локоть. — И ты на самом деле испытывал в этом потребность? t j — He потребность, а необходимость, — сказал Выжигин и принялся подробно рассказывать Кате об убийствах в публичных домах, потому что он инстинктивно тянулся к советчице-женщине, способной слиться в воображении как с убийцей проституток, так и с жертвами.

Выслушав рассказ Выжигина серьезно, не перебивая, Катя сказала с мрачными нотками в голосе:

— Я знаю, кто их убивал. Нет, не персону эту назвать могу, а просто уверена, что их не жестокий, а очень… милосердный, жалостливый человек убивал, желая освободить…

— Мне в общем-то безразличен характер убийцы. Мне во что бы то ни стало нужно найти эту странную страшную женщину. Это — вопрос чести и, если хочешь, моих представлений о милосердии. Когда убивают человека, убийца всегда должен нести наказание — банальная справедливость, правило весов, где зло обязательно уравновешивается воздаянием. Еще неделю назад я сам относился к проституткам с презрением и мне не было их жаль, но я быстро переменился…

— Ах, эти проститутки! — с досадой сказала Катя. — Признаться, я не понимаю, что же ими руководит? Жадность к деньгам или похоть? Представь, от вокзала сегодня, нет, вчера утром мы с пап£ и мам, ехали на двух извозчиках. Па-пй сидел со мной, и я слышала, как он расспрашивал молодого парня, правившего пролеткой. Пап£ мой, ты знаешь, любит поговорить с народом, так вот до меня доносилось: <А правда, что деревенские девушки или женщины с легкостью могут отдаться рубля за три?» — спрашивал отец, а наш возница так ему отвечал: «Почему же только девушки? И замужние тоже. У нас в деревне, в Новгородской губернии, всякая за три рубля отдастся. Вот и мою бы жену кто взять захотел…»[3] Ты понимаешь, Стив?! Простые мужики столь неревнивы, что им безразлично, верна ли жена или нет, а вот три рубля в дом придут благодаря такой работе, так хозяину радость будет. Вот ведь это же ужасно, Стив, а? Представь меня продающуюся, ну пусть не за три рубля, а за десять, за сто! Ведь ты бы меня застрелил из револьвера, правда?!

— Правда истинная, — на самом деле представил Выжигин Катю, продающей себя за деньги, и именно в этот момент он вдруг ощутил себя на месте женщины, убивающей проституток-дворянок. Получалось, что и ею и им руководила одна и та же ненависть к продажной любви.

Утром Выжигин на извозчике доставил Катю к парадному ее дома, спрыгнув на землю, подал руку.

— Когда я вас увижу вновь? — не выпуская из своей руки ее узкую руку в лиловой лайковой перчатке, спросил с улыбкой Выжигин.

— Пойдем сегодня к Мережковским. У Зинаиды Николаевны, я слышала, сегодня представление. Играется какая-то страшная драма ее сочинения. Пойдем, я так соскучилась за границей по всем этим лохматым поэтам. Ну, идем?

— Обязательно пойдем. — Выжигин видел, как умоляют его зеленые лучистые глаза. — Ведь я когда-то тоже был принят на вечерах у Мережковских. В шесть я заеду за тобой.

И он поцеловал ей руку, даже через кожу перчатки ощутив ее тепло и нежность.

Приехав в отделение сыскной долиции и заглянув в кабинет начальника, он увидал За-мысловского сидящим за своим столом. Сидел од, не сняв шинель, как-то боком, и с распущенными от раздражения бакенбардами был похож на маленького земного Юпитера Громовержца.

— А, Выжигин! — мрачно встретил начальник отделения вошедшего Степана Андреевича. — Как ни жаль, но все ваши дурные предзнаменования сбылись! Отравилась или отравлена еще одна проститутка, в заведении на Шлиссельбургском. Уже сделали вскрытие — калий циан.

— И мужская одежда, конечно, имела место в ее спальне? — чуть скривив в улыбке губы, спросил Выжигин. — Можете не трудиться продолжать, господин начальник. Я был в спальне убитой Натальи Срезневской, дворянки по происхождению, еще до того, как туда пришли полицейские.

И Выжигин подробно поведал о своих похождениях на Шлиссельбургском, не забыв описать характер заведения и самой жертвы, Срезневской. Выслушав Выжигина, Замыслов-ский постучал карандашом по бронзовому бокалу письменного прибора и строго сказал:

— В общем, Степан Андреевич, я был бы должен вас наказать. Разве вы не были отстранены от ведения дела?

— Я был в заведении и действовал там как частное лицо. Даже Срезневской не открыл свое инкогнито. Сожалею лишь о том, что какая-то ненужная деликатность не позволила мне ворваться в спальню. Я бы арестовал преступницу, при ней бы нашли яд, наверняка, револьвер. Отпечатки пальцев у нас имелись. Чего не достаточно для суда?

— Да, теперь для суда не достаточно лишь одного — наличия подозреваемого, — веско заметил Замысловский. — Так вы обзванивали вчера паспортные отделы?

— Именно один из них и направил меня по нужному адресу. Правда, допросы чинов паспортной службы ничего не дадут.