Выжигин пожал холодную сухую руку, резко кивнул головой и вышел, унося с собой чувство сильного раздражения на слабоумного старика, не желавшего волновать взбудораженное общество. Беседа с Розеншпигелем, похоже, закрывала дорогу к поимке убийцы навсегда, но Выжигин каким-то очень дальним уголком сознания догадывался, что именно полковник вручит ему последний шанс к поимке той, что потеряла подвязку в коридоре борделя, запятнав ее вначале кровью жертвы.
Выжигин и Катя подъехали к так назыбаймо-му дому Мурузи на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской к семи часам. В квартире Мережковских, можно сказать Олимпе литературной жизни Петербурга, Выжигин пару раз бывал — тогда он еще служил в полку и появлялся здесь в мундире. Теперь он, переменивший платье и род занятий, несколько смущался, оказавшись перед дверью салона, где полновластной хозяйкой была Зинаида Николаевна Гиппиус, в замужестве Мережковская, признанный мэтр литературы, остроумный критик да и вообще пронзительно-ядовитая преумнейшая женщина.
Раздевшись в просторной прихожей, Выжигин и Катя прошли в гостиную, где в небрежно-аристократических позах литературных львов, меценатов, просто ценителей всего прекрасного и нового, что есть в искусстве, уже сидели на низких удобных диванах и в креслах человек двадцать обоего пола. Иные нарочито громко смеялись, другие, сопровождая слова изящными жестами, о чем-то мило беседовали. Зинаида Николаевна, голова которой была украшена бархатным беретом с ярким петушиным пером, сразу двинулась в сторону Выжи-гина и Кати. В ее руках поблескивала лорнетка с двойными стеклами, которой так всегда боялся Выжигин. Смотря в лорнетку на человека, Гиппиус, казалось, пыталась просверлить в его теле отверстия, сквозь которые Зинаида Николаевна, подозревал Выжигин, высматривала что-то сокровенное, не всегда просящееся наружу. Она поцеловала в щеку Катю, которую давно знала и любила (как утверждала, хотя Выжигин сильно подозревал, что Зинаида Николаевна никого, кроме самой себя, любить не в силах). А Степану Андреевичу она подала свою довольно широкую для женщины руку, а после того как он нагнулся для поцелуя, сказала:
— А в наряде Марса вы выглядели, не знаю почему, менее мужественно. Разве это не странно?
— Не странно, сударыня, — тотчас ответил Выжигин. — Мундир обычно заслоняет истинные качества мужчины, а форма цивильная лишь подчеркивает их.
— Над этим стоит поразмышлять, поразмышлять! — нараспев сказала Гиппиус, наводя на Выжигина лорнет, словно пытаясь понять, как мог этот молодой мужчина, ни в чем ещё не проявивший себя, ответить так лаконично и умно.
Между тем, предложив гостям занимать любые свободные места, Зинаида Николаевна выплыла на середину просторной гостиной и немного в нос заговорила:
— Друзья мои! Сегодня я хочу представить вам молодое дарование, господина Мурашова Петра Сергеича, пишущего пьесы и стихи. Встречайте, дамы и господа!
И тотчас распахнулась дверь, и в гостиной появился очень молодой человек, волосатый, взъерошенный, очень бледный и очень нервный, Было видно, что он с раннего детства очень недоволен то ли самим собой, то ли окружающей его действительностью, потому что на лице его была изображена надсадная боль вперемешку с раздражением. Мурашов поклонился так низко, что едва не достал до пола своими длинными волосами, а Гиппиус уже декламировала:
Так дот, друзья, и наш сегодняшний спектакль по пьеса господина Мурашова, мысли которого я разделяю, называется коротко и страшно — <Падаль». Он о падшей женщине, и вы увидите все ступени ее падения. Вы знаете, что я проповедую идею о губительности человеческой жалости. Порой, я уверена, нужно даже причинить страдание человеку, что непременно приведет к росту его души. Жаль, что с героиней нашей драмы все случилось совсем наоборот.
И все услышали, как Гиппиус тяжко вздохнула. Выжигин сидел со сведенными от напряжения мышцами. «Зачем я пришел сюда, не узнав вначале, чем здесь будут занимать гостей? И что за бред несла хозяйка! Причинять страдания людям ради добра? И снова история о падших Как противно!» Катя, казалось, прекрасно понимала, что переживает сейчас ее возлюбленный, а поэтому коснулась его руки своей ладонью. А тут уже грянул рояль, из-под черного крыла поднятой крышки понеслись звуки нервные, импульсивные, изломанные. Тут Выжигин увидел перед собой горничную, обходившую гостей с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским.
— А водки нет? — очень тихо спросил у горничной Выжигин, понимая, как поможет она ему сейчас, чтобы не видеть и не слышать всего происходящего.