Убийство в Кантоне

— Не так уж много мыслей им приходится выражать! — чуть усмехнувшись, шепнул Яу. — Ну, вот и еду несут!

Вошел молодой араб с большим медным подносом, украшенным искусной гравировкой. На подносе было несколько жареных кур, кувшин и три покрытых цветной эмалью кубка. Юноша разлил по кубкам бесцветный напиток и удалился. Мансур поднял свой и без тени улыбки произнес:

— Добро пожаловать в мой дом!

Цзяо Тай выпил и нашел пахнущее анисом крепкое пойло совсем недурственным. Жареная курятина пахла весьма соблазнительно, но Цзяо Тай не знал, как к ней приступиться, ведь палочек для еды не подали. Выпив еще, Мансур и Яу принялись руками рвать кур на части, и Цзяо опять последовал их примеру. Впившись зубами в ножку, он убедился, что мясо просто великолепно. Вслед за курами последовало деревянное блюдо с грудой шафранового риса, поджаренного с ягнятиной, изюмом и миндалем. Это яство Цзяо Таю тоже понравилось; он ел так же, как остальные: пальцами скатывал рис в комочки. Наевшись, он вымыл руки в поданной слугой чаше с душистой водой, откинулся на подушку и сказал:

— Вот уж действительно вкусно! Давайте выпьем еще!

Когда все осушили кубки, он обратился к Мансуру:

— Представьте себе, мы соседи. Я остановился на постоялом дворе «Пятеро бессмертных». Похоже, все ваши соотечественники живут именно в этом квартале.

— Большинство из них. Мы предпочитаем селиться вблизи мечети. Наши молитвы возносятся с вершины минарета, там мы зажигаем сигнальный огонь, когда в гавань входят наши корабли, и благодарим Аллаха за их благополучное возвращение. — Он сделал немалый глоток и продолжил: — Около пятидесяти лет тому назад дядя нашего пророка — храни его Аллах! — прибыл в этот город и окончил свои земные дни в собственном жилище за северо-восточными воротами. Многие правоверные поселились в этом святом месте, чтобы ухаживать за его могилой. Кроме того, наши моряки, как правило, останавливаются в шести больших постоялых

дворах, недалеко от таможни.

— Я встретил здесь китайского морехода, который говорит на вашем языке, — продолжил Цзяо Тай. — Его зовут Ни.

Мансур бросил на гостя настороженный взгляд, но ответил все так же спокойно и неторопливо:

— У Ни отец китаец, но мать его персиянка. Персы — никудышный народ. Наши доблестные воины по воле великого халифа разбили их наголову. Сорок лет назад, в битве при Нехавенде.

Яу предложил выпить еще, а потом спросил:

— Правда ли, что к западу от владений халифа живут белокожие люди с голубыми глазами и желтыми волосами?

— Таких людей не бывает! — возразил Цзяо Тай. — Должно быть, это духи или демоны!

— Они действительно существуют, — степенно кивнул Мансур. — И они хорошие воины. Они даже писать умеют, пусть и шиворот-навыворот, слева направо.

— Вот видите! — победно воскликнул Цзяо Тай. — Это наверняка духи! В загробном мире все делается наоборот по сравнению с нашим.

— У некоторых из них рыжие волосы. — И Мансур осушил очередной кубок.

Цзяо Тай с сомнением взглянул на собутыльника. Должно быть, сильно он перебрал, раз понес такую околесицу.

— Как насчет арабских плясок, а, Мансур? — плотоядно улыбнулся Яу и повернулся к Цзяо Таю: — Случалось видеть, как танцуют арабские девушки, полковник?

— Никогда! А что, они отплясывают не хуже наших?

Мансур сел прямо.

— Во имя Аллаха! — воскликнул он. — Подобные вопросы говорят о вашем полном невежестве!

Он хлопнул в ладоши и бросил слуге приказ по-арабски.

— Глядите на занавес! — возбужденно зашептал Яу. — Если повезет, мы получим истинное наслаждение!

В проеме занавеси появилась женщина. Она была чуть выше среднего роста и совершенно обнажена, если не считать узкой ленты с бахромой, которой были обернуты ее чресла. Бахрома оставляла полностью открытым живот, на гладкой поверхности которого выделялся вставленный в пупок сверкающий изумруд.

Из-за тончайшей талии ее округлые груди казались очень большими, а пышные бедра слишком тяжелыми. У нее была красивая золотистая кожа, однако лицо, пусть и очень выразительное, совершенно не отвечало китайским понятиям о женской красоте. Глаза, обведенные углем, казались слишком широко расставленными, алые губы излишне пухлыми, а иссиня-черные волосы все были в каких-то странных завитушках. Эти совсем не китайские черты и отталкивали, и в то же время непостижимым образом завораживали Цзяо Тая.

Пока она так стояла и, чуть вздернув брови, обозревала всю компанию, ее большие влажные глаза вдруг напомнили Цзяо Таю глаза лани, которую он по ошибке убил на охоте много-много лет назад.

Она вошла, чуть позвякивая золотыми кольцами на лодыжках. Не выказывая ни малейшего смущения из-за своей наготы, она поклонилась Мансуру, чуть коснувшись груди правой рукой, а затем кивнула Яу и Цзяо Таю. После этого она встала перед Мансуром на колени, тесно прижав их друг к другу. Когда она сложила на коленях тонкие руки, Цзяо Тай с удивлением обнаружил, что ее ладони и ногти выкрашены ярко-красной краской.

Мансур заметил изумленно-восхищенный взгляд Цзяо Тая, и на губах его заиграла самодовольная улыбка.