Убийство в колледже

— Тут я с вами не согласен. Бывают секреты, которые не делают чести памяти усопших — de mortuis nil nisi bonum[5], — решительно продолжал профессор. Возможно, нечто подобное было и у Хаттона. Дайте мне минутку поразмыслить, молодой человек.

Он снова закрыл глаза и откинулся в кресле и через какое-то время произнес:

— Хотя я не могу представить себе возможным, чтобы у Хаттона были враги, думаю, мне все же следует кое-что рассказать. Но только, если возможно, я попросил бы вас держать мои слова в тайне.

— Если смогу, сэр, но понимаете, если обстоятельства…

— Да, я понимаю. Это ни в коем случае не оскорбляет покойного Хаттона, но он бы не вынес, если бы об этом шептались вокруг. Не знаю, достаточно ли вы знакомы с человеческой природой, чтобы знать, что не многие из нас удовлетворены своими повседневными занятиями. Поэтому мы создаем своеобразные обходные пути, которые называем «хобби». Порой человек уделяет больше внимания и усердия именно своему хобби, нежели реальной профессии. К слову, ваш отец был по душе больше цветовод-любитель роз, нежели пастор. Когда я читаю лекции о Святом Луке, я акцентирую внимание студентов на том, что хотя он на самом деле был медиком, имя его прошло сквозь века только благодаря его литературоной деятельности, а вот что касается его медицинских записей, так вот до наших дней они не дожили, а даже если бы и дошли, то вряд ли представляли бы большую ценность. И я сам иногда подумываю, что мое имя вполне может прославить моя коллекция миниатюр, которую я завещаю музею, а вот мои книги по теологии не будут стоить и гроша на полках потрепанного книжного киоска. Но вернемся к несчастному Хаттону. Он был прекрасным знатоком церковной архитектуры. Если б не его личные принципы, он бы очень быстро смог заработать большие деньги на поприще архитектора. Но все это время у него было хобби, и подозреваю, что я единственный человек, которому о нем известно. На самом деле однажды Хаттон мне сам так и сказал.

— Что же это?

— Ваша взяла, мистер Эмброуз. Раскрытие преступлений.

— Детектив? — воскликнул Эмброуз, немного опешив.

— Нет, не совсем детектив, хотя возможно из него бы получился отличный сыщик. Но Хаттон был глубоко увлечен преступлениями как raison d’etre[6] для составления интересного паззла и попытки его собрать. Он читал детективы, но никогда не доходил до их конца. Если решение дела было очевидным, он просто бросал книгу. Однако если в истории встречалась сложная загадка, он принимался ее разгадывать. Простая душевная разрядка, мистер Эмброуз. Кто-то находит ее в шахматах, Хаттон же обнаружил ее в преступлениях.

Но помимо книг Хаттон любил раскрывать и настоящие преступления, если конечно в них была тайна. В таких случаях он изучал газеты и разрабатывал разные теории, — даже записывал их в свои блокноты, но мне их никогда не показывал. Так что чисто теоретически в один из таких «детективных» состояний ума Хаттон мог нажить себе врага, как вы спросили, но повторюсь, я не считаю это возможным.

— И все же не скажете ли мне, почему вас вдруг посетило такое предположение?

— Конечно скажу. Потому что однажды Хаттон действительно раскрыл настоящее преступление. Я имею в виду, что благодаря ему настоящий преступник предстал перед судом.

— Очень интересно, сэр.

— Вы когда-нибудь слышали о деле в Сильвертон-Курт? О краже?

— Да, конечно. Хотя к нам это никакого отношения не имеет, произошло-то все в другом районе. Тогда вызвали Скотленд-Ярд, и они его поймали.

— Скотленд-Ярд никого не поймал, молодой человек. Всю работу сделал Хаттон. Тогда все газеты пестрили подробнейшими отчетами об этом деле, и он их очень внимательно изучал. Его попытки удовлетворить свое любопытство этим не ограничились. Он провел около двух недель в Бритвуде (прибрежный городок близ Сильвертон-Курт), изучая окрестности. Так вот, однажды вечером мы с ним вместе ужинали, а после пошли покурить в его кабинет. Там он вытащил несколько исписанных страниц и сказал, что мне конечно будет скучно, но он все же хотел бы зачитать свои решения по поводу этого дела в Сильвертон-Курт. Но мне не было нисколько скучно. Все было настолько четко, ясно и логично, что я действительно очень проникся стараниями друга и сказал, что он непременно должен показать это ответственным за дело сыщикам. Поначалу он и слушать ничего не хотел — сказал, что проделал работу только для собственного развлечения, но уж точно никак не для публичной огласки. Но я надавил на него, сказав, что наше общество зиждется на честном долге каждого, и он в конце концов (хотя и весьма неохотно) согласился напечатать свои рукописи и анонимно отправить их главному комиссару Скотленд-Ярда, но ни при каких других условиях. Так он и сделал, и по дальнейшим действиям Скотленд-Ярда было очевидно, что они приняли предположения Хаттона, и он действительно оказался прав.

— Если не ошибаюсь вором оказался парень по имени Блэйтвейт, один из гостей дома во время ограбления, и ему дали три года.