Я, Гришина Ирина Вячеславовна, вещественные доказательства (сумку матерчатую, сумку хозяйственную, солдатскую шинель) получила. Претензий не имею. Подпись…»
Отдав шинель и сумки, секретарь предпочла скрыть от Гришиной, что вещи хотели забрать в музей криминалистики прокуратуры, и Грищенко сообщать об этом не стала.
Если музею надо, пусть сами хлопочут.
Одежду убиенных Татарникова и Пушкарева суд определил передать в монастырь.
Секретарь напечатала запрос:
«Монастырь Свято-Введенская Оптина пустынь…
Калужский областной суд сообщает, что представителю монастыря необходимо явиться по адресу: г. Калуга, ул. Баумана, 19… для получения вещественных доказательств (одежды Татарникова… и Пушкарева…) по уголовному делу Аверина Н.Н. При себе необходимо иметь доверенность…»
Приехали ли за вещами убиенных из монастыря, не знаю, но известно другое, что каждая самая малая вещичка иноков шла нарсхват и считалась среди верующих бесценной святыней.
Остатки Библии, рубероида и бутылки суд решил уничтожить.
Секретарь позвала коллег, и в деле появился акт:
«…АКТ
Мы, секретари судебного заседания… произвели уничтожение вещественных доказательств по уголовному делу Аверина Н.Н… — остатки Библии, кусок рубероида, бутылочку из-под спирта, в чем удостоверяем…»
Так разошлись, разлетелись, исчезли вещественные доказательства по делу об убийстве монахов Оптиной пустыни.
8. Дело не прекращается
Как ни искал покоя судья Рогчеев, стараясь забыть, вычеркнуть из памяти дело об убийстве монахов, ему о нем напоминали.
Вот появился адвокат Восиленко.
— У меня заявленьице… Нужно мой труд оплатить…
Будь воля Рогчеева, он бы выгнал этого бездельника-защитника в шею, но зная настойчивость этой братии добиваться своего, взял листок:
— «…Прошу взыскать… — читал каракули, — за участие адвоката… в судебном заседании… 20 тысяч рублей. Адвокат…»
Не в силах выговорить: «У тебя совесть есть такое писать?!», он помахал перед носом адвоката листиком.
— А чё, я зря старался?..
— Так сколько ты хочешь? — наконец выдавил из себя судья.
— Двадцать тысяч рублей… — не моргнул глазом Восиленко.
— А не много ли?..
— Как вы можете? Я ночь не спал, готовился, выступал, вы решение вынесли, какое я просил… Я выиграл дело!
— Ну, погнал…
Когда судья заполнил определение об оплате, то протянул:
— Иди, получай в кассу…
Весь вид его говорил: «Да подавись ими…»
Не забывали судью и гонцы из прокуратуры.
Полищук позвонила:
— Свидетельницам из Черноголовки и из Козельска надо проезд оплатить…
На это судья рыкнул:
— Обращайтесь к секретарю!
Когда секретарь принесла определение об оплате судье на подпись, тот подписал и теперь ждал, что объявятся приехавшие на суд другие свидетели и придется готовить бумаг видимо-невидимо…
К счастью, не объявились…
Не попросили оплаты за приезд игумен и врач.
Пришлось судье снова встретиться и с матерью Аверина…
Та вошла в кабинет и упала ему в ноги:
— Спаситель… Благодетель… Спас…
Тот отодвигался, она ползла следом, готовая целовать ноги.
Вот на столе появилась бумажка:
— Свидание позвольте с сыном…
Через час с разрешением она на такси поспешила в следственный изолятор.
Ни Татарниковы, ни Рослякова в суде не появились. А вот отец Пушкарева, контуженный в войну разведчик-гвардеец Леонид Пушкарев, добрался до Калуги. Пытался пройти в суд к Рогчееву, но его не впустили. Ловил судью на улице, но тот ходил через черный ход… Караулил перед СИЗО автозаки, надеясь наткнуться на тот, в котором повезут Аверина, но тоже безуспешно. Его заметили караульные с вышки и схватили. Спасли контузия и ранение: после нудной разборки разгоряченного сибиряка отпустили.
На Рождество Рогчеев стоял перед алтарем в соборе и бил поклоны, прося прощения за все прегрешения, вольные и невольные, за годы судейства. Мортынову с Грищенко отметить праздник не удалось — их отправили на выезд. Монахи молились об усопших. Аверины старались скорее проститься с 1993 годом, принесшим столько бед…
Все четыре тома уголовного дела пустились в «хадж» по стране. Их затребовали в одном месте, просили из другого. Суд какое-то время отбивался, ссылаясь на какие-нибудь отговорки, но его все равно вырвали…
И оно целый год гуляло по кабинетам начальников и политиков, епископов и профессоров, оказавшись в родной Калуге только в январе 1995 года.
Что принесло это хождение? Может, кто-то и пытался доискаться до истины и запустить новый процесс, а кто-то, наоборот, радовался, что дело замылили, и всячески мешал, многое могло произойти и не произошло за этот год, как и за годы впоследствии.
Как и предрекал отец Мелхиседек, испытания Оптиной продолжались. На Страстную пятницу в 1994 году в лесу на дорожке от скита в монастырь иглой был заколот молодой паломник, приехавший в Оптину пустынь на праздник Пасхи из Тольятти.
Эпилог