Убийство в Оптиной пустыни

Вскакивал, повторяя батюшкины изречения:

«На вопрос “как жить?”… Старец отвечал…: “Нужно жить нелицемерно и вести себя примерно; тогда дело наше будет верно, а иначе выйдет скверно”».

«Старец как-то: “У хозяина были гуси, — он и ласкает их: те-жа, те-жа; а они все те же”».

Зачитаешься…

Не то что его уголовная схоластень…

Часть пятая Брушиловка

1. Шинель за бутылку водки. Заметка в газете. Послание из обители

Два дня отдыха — 25 и 26 апреля 1993 года — пролетели стремительно.

27 апреля следователь Мортынов допрашивал с новыми силами. Другого бы утомили повторенные-переповторенные вопросы, а Мортынову задавать их было пусть и не в радость, но и не в тягость, а даже в интерес. Задавая их, он охватывал в чем-то еще неизведанное, и вот изведывал, правда, с какой-то неугасимой печалью, а то и горечью, уясняя даже, казалось бы, незначительную мелочь.

Открытым оставался вопрос, откуда у Аверина шинели.

— Касатов Михаил Павлович… — отвечал на вопросы следователя работяга. — Родился в 1950 году в Волконске… Работаю в колхозе «Дружба» Козельского района… плотник… живу в Волконске… Аверина Николая знаю, он мой дальний родственник… У меня в доме была старая солдатская шинель, которая осталась с 1973 года от моего брата… В конце февраля — начале марта 1993 года я узнал, что Аверин покупает солдатские шинели. Я думал, что он шьет из них бурки. Тогда я предложил купить Аверину шинель. Он согласился купить за бутылку водки… Каких-либо особых примет на шинели не было… Погон не было, были только петлицы черного цвета… В последнее время Аверина не видел, с ним не общался… Один раз видел, что он ходил по селу в солдатской шинели…

Еще один протокол лег в кипу других.

Потом еще и еще.

Снова дежурный положил на стол Мортынову газету.

— Опять какая-нибудь фальшивка, — вспомнил ложную информацию в «Советской России» об убийце-БОМЖе.

— А я почем знаю… Это все ваши из кожи вон лезут… — показал пальцем наверх.

Кого именно дежурный подразумевал под «нашими», Мортынов не услышал, но взял газету:

— О, снова «Советская Россия»… «Брат Сатаны», — прочитал название заметки.

«Задержан подозреваемый в убийстве трех монахов… 32‑летний… Аверин». Ну, это да. «Операцию по задержанию “посланца сатаны”…» (и они уже уверовали в версию сатаниста…) «четко провела оперативная группа Козельского РОВД во главе с ее начальником — подполковником милиции Николаем Зубовым».

Куда уж четче: спящего брать! — теперь ему были известны все обстоятельства «операции». А вот: «…взят… в буквальном смысле тепленьким — прямо в постели. Спросонок Аверин не успел воспользоваться… обрезом».

Архимандрит Венедикт

Кто ж это тиснул? — посмотрел в конец заметки. — Некий Коротков из Калуги. — Да уж лучше бы не позорились, не писали про «операцию». Ведь смеяться будут, — читал дальше: «…он (Аверин) … скрывался лесами… чтобы уйти от милиции… но тщетно… уйти было практически невозможно…» Это проблематично. Лег бы на дно, и все… «Как сообщили руководители операции начальник УВД генерал-майор милиции Астахов…» Ах, вот они информаторы. Что-то я их в Козельске не встречал…

Мортынова тошнило от кабинетных рукой-водителей, которые загребали жар чужими руками.

В голове мелькнуло изречение Старца Амвросия:

«На вопрос “как жить?”… Старец отвечал… “нужно жить нелицемерно и вести себя примерно; тогда дело наше будет верно, а иначе выйдет скверно”».

Хотел выкинуть газету в урну, но увидел заметку ниже:

«Послание из обители Святейшему Патриарху от настоятеля Оптиной пустыни».

Выходит, от архимандрита Венедикта.

Взгляд пробегал:

«Пасхальное богослужение началось обычно. Крестный ход… совершался шествием в скит и обратно. Все это при торжественном звоне монастырской и скитской звонниц».

Напал именно на звонарей…

Возвестителей праздника…

От фразы: «Была хорошая милицейская охрана» покоробило. Если бы хорошая, трагедии бы не случилось.

«Было, по словам работников милиции, где-то до 10 тысяч человек».

Ну, это милиционеры явно загнули. На нетрезвую голову и не такое ляпнешь…

«…после окончания богослужения все пошли в трапезную разговляться. Звонари тоже, окончив звон, немного позднее пошли разговеться. После разговления двое из звонарей, инок Ферапонт и инок Трофим, пошли вновь на звонницу и начали вдвоем совершать пасхальный звон…»

Вместе с чтением словно бежали кадры происшедшего.