Убийство в Оптиной пустыни

Пахов вскочил, почему-то отряхнул штаны и, обрадовавшись, что наконец-то освободился, глотая воздух, выбежал из кабинета и только в коридоре просипел: «А знаете, суд над гэкачепистами буксует…»

Теперь следственной бригаде предстояло допросить тех, кто оказывал медицинскую помощь монахам, это бы вырисовывало картину после убийства; выяснить, откуда у Меченого нож, меч, обрез, кто нанес надписи, как оказались у него шинели, разобраться, что значат «666». Это предполагало много черновой работы и мало что проясняло по существу.

Волновало другое: не «косит» ли Аверин, не водит ли за нос? Не пытается ли со своим опытом еще раз избежать тюрьмы, а скорее, и высшей меры наказания?

«Вышку» еще не отменили. 1996 год, когда Россия в гонке за Европой подписала Венскую конвенцию, которая запрещала применение смертной казни, не наступил.

Хотя в самой «цивилизованной» стране в мире, в США, без особых переживаний сажали на электрический стул.

Конечно, проще было пойти по проторенной дорожке и отправить Аверина на тот свет, но возникали другие обстоятельства, которые не давали покоя.

Ерков:

— Ну, что ж, теперь его в СИЗО.

Продиктовал севшей за печатную машинку Грищенко постановление о заключении под стражу Аверина.

Только тут понадобился козельский прокурор, которого снова искали и нашли на берегу Жиздры, где он «допрашивал» молодую послушницу. Занеся печать над размашистой подписью, законник произнес патетическую речь:

— Вы имейте в виду, это громкое дело! В нем много вопросов. И много моих допросов. Я с первого дня подключился к расследованию. И пахал. И упахался…

— Упахивайся и дальше… — произнес с нетерпением Ерков.

Он не рискнул выговаривать тому, почему его так долго искали.

— Упахиваюсь. — Прокурор стукнул толкушкой по краю листа.

Уезжая в Калугу, Ерков бросил Грищенко:

— С личным досмотром Аверина не забудьте… И со СМЭ…

— Личный досмотр сделаем здесь… А судмед в Калуге…

— Да, его надо скорее увозить…

— Пока монахи не прознали, а то еще сход организуют…

— Они непредсказуемы.

— Захотят самосуд и отобьют…

Ерков выехал из Козельска на «Волге»: его вдохновляло, что убийство раскрыто, но не покидало другое соображение: как бы Меченый снова не избежал возмездия.

4. Осмотр. Под стражу в Калугу. Старец Амвросий

Проводив шефа, Грищенко зашла в дежурку.

— Во что переодеться убивцу есть? — спросила.

— Вот мать передала, — показал на пакет с одеждой дежурный майор.

— Тогда проводите его в кабинет. Нужно сделать выемку вещей…

Оптина пустынь вдали

Через двадцать минут в деле появился протокол выемки:

«…Прокурор-криминалист… провела выемку верхней одежды Аверина Н.Н. …свитер вязаный… брюки темно-синего цвета, в кармане брюк… лист из тетради в клетку, исписанный с двух сторон. Первый… начинается со слов: “Итак, прощай надежда…” Второй… начинается с: “В чем состоит? Будь победитель я…”…выемка начата в 20.25… окончена в 20.45…»

Вещи уложили в пакет.

Опечатали.

Зашел дежурный:

— Дана команда его в Калугу… Автозак прибыл. Две машины конвоя тоже…

— Конечно, теперь только в Калугу…

Автозак и два УАЗа с включенными мигалками покатили в Калугу. Грищенко тряслась в переднем УАЗе на сиденье рядом с водителем и, поглядывая на огни Оптиной вдали, думала:

«Знали бы монахи, кого везем, порвали бы на кусочки… А мы увозим… Нет, чтобы отдать им на съе-де-ние. Как отдавали на растерзание тиграм в Колизее…»

За мостом Калуга

Где-то за черной полосой леса спряталась Орлинка, где Аверин стрелял в пол; Суворовский район, где останавливался у бабули; Андреевка… Копенки… Леса, по которым с 18 и до утра 24 апреля шнырял убивец целых шесть дней!

Ей хотелось отдать убийцу именно на растерзание, чтобы не чинить светский суд, который мог закончиться чем угодно. Убийца заслуживал такой же подлой, но только не из-за спины, а с глазами в лицо смерти, как в Колизее, — глядя в пасть тигра. Точно такой, какую он уготовил инокам. Звериной…

Переехав по понтону, а потом по мосту — Оку, группа машин взобралась на горку в Калугу, запетляла по сонным улицам и остановилась около неказистого зданьица.

Медработники уже ждали. Аверина в наручниках ввели в комнату. Мужчина в белом халате, зевая, стал его спрашивать, осматривать, записывать.

Иеромонах Рафаил (Шейченко)

Отец Рафаил в калужской тюрьме. 1949 год. Третий арест

И вот Аверина снова в наручниках вывели и усадили в автозак, а Грищенко вышла с двумя листками.