Убийство в Оптиной пустыни

«Однажды в училище, когда я был в комнате один, это было в субботу, стою, топчу ногой. Затем мне показалось, что я не сам топчу ногой. Остановился, и мне показалось, что я не сам остановился. Потом мне показалось, что надо мной какой-то Мудрец, контролирует все мои действия. В ушах появился тонкий свист и голос, который приказал мне удариться головой о стенку. Мне стало страшно. Я понял, что я робот, и ударился головой о стенку пять раз. Затем голос спросил у меня: знаю ли я, кто это, и ответил: “Бог”. Затем голос заставил меня… и смотреть. Затем появилась летающая тарелка с существами, которые стали расспрашивать меня, что я думаю о СПИДе и т. д. Мне стало страшно, так как понял, что Земле грозит опасность. Голос спросил: “Ты понял, что нужно делать?” Я ответил, что понял, что их нужно взорвать. Затем голос стал спрашивать, могу ли я отдать жизнь за родственников и друзей, а потом приказал выброситься в окно. Сколько это продолжалось, я не помню».

Пахов что-то искал в газете, чесал голову и морщился: интересный клиент.

Грищенко качала копной волос: дуру гонит.

Ерков подмечал: глаза щурит и улыбается неспроста. На понт берет.

Аверин затягивался, выпускал дым и говорил.

Грищенко строчила на листе:

«На следующее утро мне показалось, что у меня что-то случилось с головой. Я стал курить. Голос издевался надо мной. Я понял, что голос обо всех все знает и управляет всеми. Голос сказал, что я — Сатана».

Все задымили с новой силой.

Ерков подсунул Аверину еще сигарету, дал прикурить.

Зубов положил пачку «Явы» на стол, чтобы брала сигареты Грищенко.

Она писала:

«Месяца через три я возненавидел Бога, понял, что он делает зло. Резал себе вены, начал курить под воздействием голоса, не мог спать. Затем Бог толкал к преступлению. Никто из нас двоих не помнит, что на Пасху 7-го числа произошло».

Еще 7-го числа что-то случилось?

Психиатрическая больница на Бушмановке

Грищенко:

«Я убедился, что делает Бог моими руками. Я никогда не думал, что Сатана — это зло, даже когда был верующим. Никогда у меня не было зла на Сатану. Когда лежал на Бушмановке (Калужская психиатрическая больница), то думал убить всех верующих, а затем думал убить Бога, а верующих не трогать — при чем они здесь».

Почему лежал? Отмазывался от изнасилования? Вставали вопросы.

Ерков: «Меченый — трудный орешек».

Грищенко записывала дальше:

«После психиатрической больницы я несколько месяцев не слышал голоса. А затем вернулись слова. Хотел себя убить, но стало жалко сестру. Постепенно появились мысли убить монахов».

Заговорили о приходах в Оптину.

Грищенко больше не кряхтела, молча меняла сигарету в губах, исписывая один лист бумаги за другим:

«Я до убийства два раза приходил в монастырь с этой целью…»

Все охали: мог еще наворочать!

Грищенко писала:

«Первый раз 13 апреля 1993 года думал убить монахов и себя убить, но не смог. Монахов я не хотел убивать, а затем понял, что таким образом я достану до Бога. Когда я пришел в монастырь, то увидел, что дверь, на которой было написано: “Братия”, открыта. И я не смог их убить, потому что у них не было оружия. Это было ночью. И я ушел».

Не смог тронуть безоружных…

Вешает?

Строит из себя порядочного?..

Комната наполнялась дымом.

Грищенко писала:

«Голос мне говорил, что если я не убью себя, то так и буду мучаться. Второй раз я был в монастыре 15 апреля 1993 года. Я взял с собой эфир».

Поджечь?

Еще бы Оптину спалил…

«В монастырь я пробирался через забор. Затем в какое-то здание. Поднялся наверх, открыл дверь и увидел двух спящих. Когда подошел к ним поближе, то увидел, что это девочки. Мне стало страшно. Я ушел».

«Ну, ангел.

Девочек не тронул», — подумал Зубов.

«Голос стал меня опять добивать. У меня в сознании было: если я не убью монахов, то мы проиграем войну между Богом и Сатаной. Я был на стороне Сатаны».

Стул под Зубовым треснул: он еле сдерживался, чтобы не схватить Аверина за грудки и не тряхнуть: прекрати брехать.

Еркова тошнило от словесной шелухи.

Малость успокоились, когда перешли к 17 апреля…

Лишь Пахов витал где-то в облаках и изредка загадочно улыбался.

«17 апреля 1993 года я ушел из дома около 23 часов. Меня довез до монастыря парень по имени Игорь, отца его зовут Карнаух».

— Игоря уже допросили, — заметила Грищенко.

И продолжала слушать вопросы Еркова и записывать ответы Аверина.

Спрашивали об оружии.

Грищенко писала:

«У меня с собой был нож-финка с цифрами “666” на лезвии, меч и обрез. Все оружие сделал сам. Нож купил в Калуге. Там же мне сделали гравировку на ноже. Меч я сделал из металлической пластины в гараже колхоза “Дружба”. Никто не видел, как я делал нож. На ноже напильником нацарапал: “Сатана 666”. Меч я изготовил примерно за два дня до 13 апреля 1993 года, т. е. 11 апреля. Обрез купил в Калуге через своего друга — Воробьева Юрия. Где он живет, я не знаю. Купил обрез за 8000 рублей. Это было в конце 1992 года. Покупал обрез на улице недалеко от рынка. Юрий отвел меня к парню, который продал мне обрез. Это место могу показать».

Ерков обратил внимание на редкие зубы Аверина: «Доулыбаешься…»