Убийство в Оптиной пустыни

— Заходил в храм. Потом вышел из храма, вновь походил по монастырю и остановился за храмом. В это время ко мне подошли два человека — монах и мужчина с повязкой. Уже было около четырех часов. Да, 18 апреля 1993 года. Монах спросил: курю ли я? И сказал, чтобы я дыхнул. Я дыхнул, и они отошли от меня.

«Это мы знаем».

— Когда они подошли, сумка где была?

Аверин признался:

— В это время сумка была у меня в руках.

— Потом?

— Я пошел к сараю, в котором складировали цемент. Здесь я посидел, немного вздремнул, а через некоторое время вышел на улицу. Сумку я оставил в сарае. Я вновь стал ходить по монастырю, стоял около кирпичей. Затем я спросил у двух монашек о времени. Они ответили, что уже или около шести часов, или шестой час. Я вновь подошел к кирпичам. Затем я увидел, что на втором этаже административного корпуса монастыря кто-то задернул штору. Я подумал, что меня заметили.

«А говорил про сигнал к нападению», — подумал следователь.

Аверин говорил:

— Колокола уже звонили. Становилось светло. Я подошел к звоннице и стал со стороны скитских ворот. Меч я вытащил, когда увидел задернувшуюся штору. На звоннице звонили в колокола два монаха. Один был ко мне спиной и смотрел в сторону храма, другой был ко мне боком.

Мортынов сжал губы. Глухо молчал.

Аверин рассказывал:

— Я перелез, точнее, перешагнул через заборчик, подошел к монахам и нанес удар ножом-мечом в спину монаху. Он стоял ко мне спиной и смотрел на храм…

«Как просто».

Аверин, не останавливаясь, продолжал:

— …а затем сделал один шаг в сторону второго монаха, ударил мечом в правый бок…

«Как легко. Ударил мечом». — Мортынов перекрестился.

Лакусов икнул.

Аверин:

— После этого я побежал к скитским воротам…

«Двое бились в страшных муках, а этот по-бе-жал…»

Аверин рассказывал:

— По пути я оглянулся на звонницу, увидел, что один из монахов еще держится за веревки.

«Бил в набат! Давал сигнал нападения».

Аверин говорил:

— Я посмотрел в сторону ворот и увидел еще одного монаха…

«Оглядывался. Значит, боялся. Или хотел насладиться…»

Аверин:

— Меч я спрятал за спину. Когда я подбежал к этому монаху, то сказал, что на звоннице что-то случилось. Монах спросил: «Что?» В этот момент я оказался у него за спиной и мечом ударил его в спину. Ближе к правой стороне…

«Не лицом к лицу, а подло, исподтишка», — снова перекрестился.

Аверин заметил, что следователь крестится, и заявил:

— Я не буду больше говорить…

— Почему? — спросил Мортынов.

— А ты за монахов…

— Я ни за кого… Я за справедливость… А что покрестился, так и ты крестился…

— До поры до времени…

Если бы Мортынов участвовал в допросе Аверина в Козельске, вряд ли был бы таким дотошным, а теперь допытывался, слушал и не перебивал.

— Продолжай…

— Ладно. Затем я добежал до ворот, но те были закрытыми. Я пробежал вдоль стены к сараю. По пути бросил меч. К сараю я подбежал потому, что перед этим здесь перелезал через забор. У сарая я сбросил с себя шинель и через сарай перебрался через забор. На другой стороне я сразу же побежал, как я думал, в сторону поселка стекольного завода, но, как потом оказалось, в другую сторону.

«Вся бравада улетучилась…» — подумал следователь.

Аверин:

— Обрез в это время висел у меня за спиной.

Когда допрос подошел к концу, Мортынов спросил:

— Ты кому-нибудь говорил о своих планах убить?

— Нет…

Мортынов записал: «О том, что я собираюсь убить монахов, я никому не говорил».

— Так все-таки, чья инициатива была убить? — спросил Мортынов, и его передернуло от того, что произнес кондовое слово.

— Инициатива убийства исходила от меня. Под воздействием Голоса. Никто из людей меня на это не подбивал.

— Говоришь, был в кепке. А где она?

— В какой момент я снял с себя кепку или она упала с меня, я не помню…

Мортынов смотрел на бородача: «Мясник…»

Переводил взгляд на то ли засопевшего, то ли певшего себе под нос адвоката…

На толстенные стены, за которыми оказался Аверин и куда попадали насильники, грабители, убийцы; батюшки, монахи, царские офицеры в годы репрессий, и у него при всем его богатом опыте поход бородача в монастырь не укладывался в голове.

«Как это запросто… Удар — человека нет. Три удара — и трех положил…»

Крутилась крамольная мысль, от которой становилось горше вдвойне: зачем убивать трех, ну, одного бы. И откуда-то звучало: «а зачем и одного?..»

Аверин расписался.

Под его подписью, поправив очки, оставил свой «иероглиф» Лакусов.

Ниже всех — росчерк следователя.

Аверин снова попросил:

— Пока не забрал конвой, еще цигарку…

— Нет уж, теперь хватит…

А адвокат встал, раскрыл газету:

— Это ты? — показал Аверину заметку «Задержан “посланец Сатаны”» с фотографией.

— А ну, дай! — резко потянулся рукой меж прутьев Аверин.

— Не-а, она у меня одна… — сказал и добавил: — Я что-то не пойму, в одной газете пишут: «схватил подполковник Зубов», здесь — «Зудов»… Чего это путаются?..

— Они во всем путаются… — выдохнул Мортынов.

— А вы на Первомай в Москву поедете? — спросил адвокат, толкнув дверь на выход.

— Если работа позволит…

— Там сходка красно-коричневых намечается…

— Шел бы ты, красно-коричневые! — рявкнул в ответ следователь: — Всю страну растарабанили…