Убийство в Оптиной пустыни

«А при рассказе про убийство про страх не говорил», — подумал следователь.

Аверин:

— Постоянно засыпал ночью последним. Всю жизнь я гонял ночью. Ночь я люблю больше.

«Лунатик», — подумал Мортынов.

Аверин продолжал:

— Я всегда считал, что меня родил отец.

«Дурит?»

— Учился я в волконской средней школе. Учился плохо. В 1976 году я закончил школу (8 классов). Дальше в школе учиться не стал, не захотел. Из школы меня чуть не выгнали из-за моего друга. Этот друг уже умер. Я считаю, что он был Дьяволом.

«Начинается…»

Аверин продолжал:

— После школы я поступил в Калужское культпросветучилище. Закончил училище в 1979 году и почти сразу же был призван в армию. Служил в пограничных войсках с 1979 по 1982 год[14].

Мортынов достал из портфеля военный билет, заглянул во вкладыш:

— «Проходил службу в ДРА (Демократическая Республика Афганистан. — Прим. авт.). Воинская часть 2533 КГБ с 14 августа 1980 года по 2 февраля 1982 года… стрелок АКМ с 10.1979… минометчик с 02.1980…» Это когда тебя могли два раза убить?

Аверин промолчал.

— Что любишь читать?

— До армии я не прочитал ни одной книги. Первую книгу я прочитал, когда служил на 8‑й заставе… Это была книга Роберта Скотта. Книга не понравилась. Любил стихи Блока и Есенина. Даже когда жгут дрова в печке, мне кажется, что жгут Есенина.

«Ну и ассоциация…»

Аверин продолжал:

— Читал я мало, но мне всегда говорили, что я начитан. Я всегда считал себя дураком. Понимаю, что высказать не могу.

«У каждого могла возникнуть такая проблема».

— В детстве было много игр между моими сверстниками. Многие из них стали жуликами, ворами и убийцами. Мне казалось, что у взрослых нет грамотности, клуб может помочь в этом и не попасть в тюрьму. Из-за этого я пошел в училище. Это было запрограммировано, так как четыре года отучился в музыкальной школе. В училище я проучился первое полугодие неплохо. Я хотел доказать, что я не дурак. Потом начал пить. Я прошу считать меня нормальным человеком и чтобы суд судил меня как нормального человека.

«Считает, что лучше зона, чем психушка?»

Мортынов писал все подряд и запутывался.

Аверин:

— Вообще-то я хочу, чтобы меня судил или религиозный суд, или суд сатанинский.

«А разве такой есть?» — подумал следователь.

— То, что я совершил, не считаю уголовным преступлением, так как в настоящее время идет война между Богом и Сатаной и может ли считаться убийством — уголовным преступлением — убийство противника на войне.

«Логично».

— Я знаю, что лицо у меня другое и образ мыслей другой. В этом мире много загадок. Разве можно сказать, что я убил монахов, если Бог вывел меня на них? Бог знал наперед, что так будет. Меня не нужно трогать. Я никогда никого не трогал. Я думал: кому это выгодно, что я совершил. С одной стороны это выгодно Сатане, с другой и Богу. Я слышал в себе голос, и я понял, что это голос Бога. Когда я обращался к монахам и говорил о том, что слышу голос Бога, они мне говорили, кто я такой, что во мне Бог? Мне говорили, что я никогда не вылечусь, никто мне не поможет. Они не знали, что я такой на самом деле. Монахи даже креститься не могут, не соблюдают какие-то устои, порядки. Каким верующим был я — и какие они верующие. Богу что-то не понравилось в монастыре. Я не знаю, что это были за ребята, но я знаю, что сейчас они в раю. На убийство меня вывел Бог.

«В раю. Монахи тоже так считают. А закон требует возмездия».

Подсобное хозяйство

Мортынова потащили в такие дебри, что он оборвал Аверина.

— Был ли у вас в жизни человек, который был для вас наставником в жизни, в религии?

— Это были отец и мать. Мать — это святое. Я был самым любимым сыном в семье. Меня больше всех любил отец. Я везде делал добро, помогал, защищал. Я всегда был желанным гостем. Если нужно, я отдам последнюю рубашку. Мне всегда везло на хороших людей. Я никогда ни амбициями, ни звездными болезнями не страдал. В семье отношения были самые простые.

«Не слишком ли возносит себя?..»

Аверин курил. Мортынов снова спросил:

— Так как служилось в Афганистане?

— Про службу в Афганистане я ничего рассказывать не буду. — Аверин выпустил изо рта длинную струю дыма. — Там я принимал участие в боевых действиях. Ничего особенного там не было. В ДРА я был другим человеком, был чище и моложе, хотя многое осталось с тех времен. Вся жизнь моя — война. Я воин.

«Вот, воин!»

— Когда в Козельске была экстрасенс, я ходил к ней, и она мне сказала, что голова у меня вся черная от грехов. Одна гадалка мне сказала, что я был черным дьяволом. Но я знаю, что я добрый. Понятия «Бог», «Сатана» выше понятий «добро» и «зло». Есть только война, борьба. Богу и Сатане нужны души, а не жизни. Идет война за души. Из своих сослуживцев я встречался только с одним Володей (фамилию его я уже не помню). Это было или в 1983-м, или в 1984 году.

— Чем занимался после армии?