– Худший враг самой себе, – заметила она. – Но большая умница. Связалась с совершенно недопустимым молодым человеком, одним из этих обитателей Челси. Писал то ли стихи, то ли пьесы, то ли что-то еще в этом роде. Естественно, что они не были никому нужны. А потом украл какие-то драгоценности и попался на этом. Не помню, сколько ему дали – лет пять, наверное… Неужели не помните? Это случилось прошлой зимой.
– Прошлую зиму я провел в Египте, – пояснил мистер Саттерсуэйт. – В конце января я подхватил жуткий грипп, и врачи настояли, чтобы я уехал в Египет. Поэтому я много чего пропустил. – В его голосе слышались нотки искреннего сожаления.
– Эта девушка выглядит совсем убитой, – герцогиня еще раз подняла свой лорнет. – Этого я допустить не могу.
При выходе она остановилась и похлопала девушку по плечу.
– Наоми, ты что, не узнаешь меня?
Девушка нехотя встала.
– Почему же, герцогиня. Я увидела вас, когда вы только входили. Мне показалось, что как раз вы меня не узнаете.
Совершенно равнодушная, она медленно растягивала слова.
– Когда закончишь ланч, приходи, поговорим – я буду на террасе, – велела герцогиня.
– Очень хорошо, – и Наоми зевнула.
– Жуткие манеры, – сказала герцогиня Саттерсуэйту, выходя на террасу. – Этим отличаются все Карлтон-Смиты.
Кофе они пили на солнце. Минут через шесть к ним присоединилась Наоми Карлтон-Смит. Она плюхнулась на стул и некрасиво вытянула перед собой ноги.
Странное лицо, с выступающим подбородком и глубоко посаженными серыми глазами. Умное и несчастное – ему не хватало самой малости, чтобы его можно было назвать красивым.
– Ну, Наоми, – энергично спросила герцогиня, – и что же ты с собой делаешь?
– Не знаю. Наверное, просто убиваю время.
– Рисуешь?
– Немного.
– Покажи нам свои работы.
Наоми ухмыльнулась. Этот приказ не испугал, а, напротив, развлек ее. Она прошла в гостиницу и вернулась с папкой.
– Вам они не понравятся, герцогиня, – заранее предупредила девушка. – Но можете говорить все, что хотите, – мне это все равно.
Мистер Саттерсуэйт придвинулся поближе. Ему было интересно. Через минуту его интерес значительно вырос. Герцогиня же была откровенно разочарована.
– Не могу понять, с какой стороны на все это надо смотреть, – пожаловалась она. – Боже милостивый, дитя, море не бывает такого цвета – и небо тоже.
– Я их так вижу, – невыразительно произнесла Наоми.
– Боже, – произнесла герцогиня, рассматривая следующий рисунок. – У меня мурашки бегут по телу.
– Так и должно быть, – сказала девушка. – Сами того не подозревая, вы только что сделали мне комплимент.
Это был странный натюрморт в стиле вортицизма[52], на котором была изображена опунция[53], которую трудно было распознать с первого взгляда. Она была серо-зеленого цвета с яркими цветочными пятнами в тех местах, где плоды блестели, как драгоценные камни. Водоворот зла, готовая лопнуть чувственность. Мистер Саттерсуэйт вздрогнул и отвернулся.
Он увидел, как Наоми следит за ним, покачиванием головы показывая, что понимает его чувства.
– Знаю, – произнесла она, – выглядит это непристойно.
Герцогиня прочистила горло.
– Мне кажется, что в наши дни стать художником не составляет большого труда, – ее мнение звучало уничтожающе. – Для этого совсем не нужно что-то изображать: просто бросаете краску на холст – не знаю только чем, но точно не кистью…
– Шпателем, – подсказала Наоми, широко улыбнувшись.
– И чем больше – тем лучше – продолжила герцогиня, – этакими кусками. Вот и всё! И все сразу же говорят: «Гениально!» У меня терпения не хватает на такие произведения. Я бы с большим удовольствием посмотрела на…
– …картинку лошади или собаки кисти Эдвина Ландсира[54].
– А почему бы и нет? – не уступала герцогиня. – Что плохого в Ландсире?
– Ничего, – ответила Наоми. – С ним все в порядке. И с вами тоже. На вершине все всегда выглядит гладким, чистым и отполированным. Я вас уважаю, герцогиня, – в вас есть сила. Вы честно боролись в этой жизни и поднялись на самую вершину. Но те люди, которые внизу, видят изнанку жизни, и, знаете ли, по-своему это тоже интересно.
Герцогиня пристально посмотрела на девушку.
– У меня нет ни малейшего представления, о чем ты сейчас говоришь, – объявила она.
Мистер Саттерсуэйт все еще рассматривал наброски. Он сразу заметил то, чего не могла заметить герцогиня, – безукоризненную технику рисовавшего. И она его приятно удивила и обрадовала. Мистер Саттерсуэйт посмотрел на девушку.
– А вы не продадите мне один из ваших рисунков, мисс Карлтон-Смит? – спросил он.
– Можете взять любой за пять гиней, – равнодушно ответила Наоми.
Поколебавшись несколько минут, мистер Саттерсуэйт выбрал натюрморт с опунцией и алоэ. На переднем плане виднелся широкий мазок желтой мимозы, в центре то появлялся, то исчезал кроваво-красный цветок алоэ, и все это безжалостно подчеркивалось математически выверенными продолговатыми листьями опунции и похожими на шпаги листьями алоэ.
Мужчина отвесил художнице церемонный поклон.