Убийца яутжа (СИ)

От этого было невыносимо больно дышать. Легкие с присвистом вдыхали воздух, а выдохнуть удавалось уже через расставленные жвала и приоткрытый рот.

Патрон встал сзади, широко раздвинул ноги и положил руку на разорванную спину хищника, ощупывая застывшие и вставшие колом под окровавленной кожей мышцы, напряженные, до дрожи, мускулы.

Когтистая рука Патрона вдруг погрузилась глубоко в одну из ран, превратившихся в кровавое месиво. Он ковырнул в мясе указательным пальцем, расширяя рану и погружая туда весь коготь, и Киан’дэ не выдержал.

Взревев, он изогнулся, дёрнувшись, и яростным рывком освободил одну руку. Цепь проскочила в звене, упала рядом с ногами Киан’дэ, и он сумел встать, разворачиваясь к Патрону и сбрасывая его руку.

Он оскалился под маской, а глаза с узкими зрачками-точками пылали дикой ненавистью.

В один миг Патрон — двумя мощными ударами — уложил его на землю. Вспышка гнева погасла, и полуживой Киан’дэ смотрел словно со стороны, как Патрон жестоко избивает его, перед этим сорвав с его лица маску и отшвырнув ее в сторону.

Выкашляв из легких сгусток крови, Киан’дэ захлебнулся сухим кашлем, пытаясь подняться и тут же снова падая. Он привстал на локтях, когда Патрон размашисто ударил его в живот ногой. Захрипев, Киан’дэ снова упал, больше не шевелясь.

Рыкнув, Патрон взял из руки остолбеневшего воина кнут и, крепко схватив за валары Киан’дэ, лишь одной рукой поднял его, усадив на колени и запрокинув его голову. А затем он стал бить…

Он опускал кнут на спину, грудь, плечи.

Жестокие удары кнута посыпались на лицо, рассекая надбровную дугу и ломая один из клыков.

— Спокойствие! — удар.

— Терпение! — замах.

— Послушание! — удар.

Патрон рычал это, стегая Киан’дэ плетью до той поры, пока кожаные штаны не пропитались твеем, натёкшим с лица и тела, а сам убийца не потерял сознание, лишь урывками понимая, что происходит.

Отпустив валары, Патрон откинул в сторону кнут, и даже не обернулся, когда Киан’дэ сразу же упал ничком, не будучи поддерживаемым.

— Поднять его. — Скомандовал Патрон.

Второй воин подбежал с другого конца зала, и уже вдвоём они подхватили Киан’дэ под руки и доволокли до Патрона, опустившегося на своё привычное место — большой каменный трон, украшенный черепом ксеноморфа. За ним тянулся широкий кровавый след.

Киан’дэ безразлично поднял заплывшие глаза на Патрона, глядя как бы сквозь него.

— Будь благодарен, — сказал старый яут, — за мои уроки. Будь благодарен за каждый шрам и удар.

Голова Киан’дэ вновь упала, но один из воинов придержал ее, оттягивая назад за валары, так что Киан’дэ вынужден был снова взглянуть на Патрона.

— Ты не благодарен? — усмехнулся тот. Киан’дэ усилием воли подавил ярость, молясь всем богам, чтобы Патрон этого не заметил, и с облегчением подумал, что сознание его наконец поплыло. Закатив глаза, он безвольно обвис в руках воинов.

— Отнесите его в камеру, — приказал Патрон, — киньте к гончим. Дурную кровь надобно держать возле дурной крови.

Лок’На был мной крайне недоволен и наверняка уже проклял все на свете, что согласился со мной возиться.

Он повел меня вглубь леса, не желая больше оставаться на побережье и не поясняя, куда идет. Я же яростно сопротивлялась ему, осыпая его руганью и проклятиями, и вела себя самым скверным образом, так что наверняка он бы давно прирезал меня… если бы не явная договоренность с Киан’дэ.

Он явно терпел меня, периодически порыкивая и подгоняя, и наконец не выдержал моих громких протестов и резко остановился, рявкнув:

— Будь тише, уманка!!! Тут обитает полно каиндэ амедха.

— Мне плевать, — огрызнулась я, яростно укачивая младенца, проснувшегося от моих воплей. — Зачем ты увёл меня с побережья?! Я должна быть там!

Между нами повисло молчание, нарушаемое лишь редким посвистом птицы, да плачем малышки. Я продолжила по инерции качать, думая, что если бы не она, побежала бы сквозь лес, куда глаза глядят.

Очевидно, Киан’дэ предполагал, что я буду яростно сопротивляться, а потому всучил мне некоторое «обременение». Помянув недобрым словом и своего возлюбленного, я исподлобья посмотрела на охотника чести.

— Ждёшь его? — хмуро спросил Лок’На, тряхнув гривой длинных валар. — Не жди. Все случится только завтра, и в этот момент на пляже будет опасно оставаться. Если кто-то и выберется с платформы, то только сюда… Видеть нас не должны, — он помолчал. — Я отвезу тебя завтра поутру. Клянусь, уманка. Но только не ори, умоляю — у меня разрываются уши от твоих криков!

Я свирепо сощурилась, но смолчала и медленно пошла в отдалении от Лок’На. Спустя минут десять-пятнадцать относительно спокойной ходьбы я не стерпела и спросила:

— А куда мы идём?

Лок’На обернулся, мрачно глянув на меня.

— В лагерь.

Что?! Опять?!

— В какой ещё лагерь?! — с вызовом спросила я, вновь упрямо встав. — Я никуда не пойду! Мне хватило и того раза… Если собираешься вновь делить меня на всю вашу братию, так и знай, страхолюдина: я буду драться и не испугаюсь тебя, даже если ты меня убьешь!