Убийца из прошлого

Будучи полицейским инспектором, Себастьян часто руководствовался собственной интуицией. Но своим коллегам в Бристоле он ни за что бы в этом не признался. Обычно он представлял дело так, будто все интуитивные прозрения исходят от Эммы. Это было несправедливо, поскольку, как правило, именно Эмма находила рациональные и продуманные аргументы, а он многие вещи просто чувствовал и предугадывал. К сожалению, в этот раз спросить её мнения он не мог. Отвлекать её в дни, которые она решила посвятить памяти отца, было просто-напросто бессовестно.

Мероприятие началось. Гостей приветствовал капитан судна, губернатор произнесла речь. Оба проявили благоразумие и говорили кратко. Представитель немецкой стороны тоже быстро закончил свой небольшой доклад. Диапозитивы у него были превосходные. Болезненно чёткие кадры, явно сделанные с воздуха, из немецких самолётов. Тонущий «Исбьёрн», уже наполовину скрытый водой, а на заднем плане, в том же ледовом канале, «Селис» в огне. И ползущие по льду крохотные чёрные фигурки.

Немец несколько раз предлагал слушателям задавать вопросы. Но никто ни о чём не спрашивал. Так он и стоял с прямой спиной, неподвижно глядя на ветеранов в первом ряду, словно в ожидании приговора. Макс Зайферт когда-то был молодым пилотом одного из тех четырёх самолетов, что пролили смерть на два небольших норвежских корабля…

«Да что со всеми этими военными, которые настаивают, чтобы их называли ласкательными именами? – думала Эмма Роуз. – Робби, Макс. Какие свои зверства они скрывают под маской милой общительности?» Она посмотрела на Себастьяна, который предостерегающе покачал головой. Чтобы читать все чувства Эммы по её лицу, вовсе не обязательно быть хорошим физиономистом. По крайней мере, в одном они были согласны без всяких слов: коротенький доклад немца причинил почти невыносимую боль. Как могут норвежцы просто сидеть и слушать такое? Перед ними стоит человек, который сбрасывал на них бомбы, а потом добивал раненых и расстреливал тех, кто без всякого прикрытия отчаянно полз к берегу, прочь от тонущих кораблей.

Все обычные в таких случаях слова и выражения были пущены в ход. Это было так предсказуемо и в то же время так возмутительно, что Себастьян Роуз уже подумывал встать и покинуть кают-компанию. Если коротко, то пилот просто подчинялся приказу и не знал ничего, кроме того, что Германия находится в состоянии войны, а ещё на основании донесения патрульного бомбардировщика «хейнкель 111» все решили, что два корабля принадлежат русским. Себастьян Роуз взглянул на российского консула из Баренцбурга и на его переводчика. Их лица оставались неподвижными, почти равнодушными. В конце концов, они были из стана победителей, и холодная настороженность стала для них естественной манерой обращения со старыми врагами. Русские никогда не забудут и не простят.

Но в одном Максу Зайферту отказать было нельзя: у него хватило мужества приехать сюда и встретиться с теми, кому он причинил столько зла. Ему совсем не обязательно было снова отправляться на Шпицберген. Себастьян Роуз сидел и гадал, почему старый офицер решил подвергнуть себя такому испытанию.

Себастьян Роуз готовился к беседе с «другом детства» за ланчем, однако эти приготовления оказались напрасными. Сэр Роберт Эверетт уселся между шпицбергенским губернатором и российским консулом. Эмма и Себастьян нашли два свободных места за другим столом. В офицерской столовой между столами было не повернуться. После еды всех сразу пригласили вниз, в кормовой отсек, на дистанционное обследование двух остовов с помощью подводного робота.

Миниатюрную жёлто-чёрную подводную лодку опустили на дно с помощью лебёдки и тонкого троса, сам робот со всех сторон был защищён прямоугольной железной клеткой. Тонкий кабель от него тянулся по палубе прямиком в небольшую лабораторию, куда можно было попасть с юта. Лаборатория была битком набита электроникой, компьютерами и мониторами и слишком тесна, чтобы вместить всех гостей разом. Почётные гости первыми вошли в лабораторию и прослушали инструктаж. Эмма Роуз также попала в первую группу, а Себастьян, оставшись в одиночестве, встал у поручней и стал смотреть на серое море.

– К вечеру станет похуже. – Кто-то бесшумно подошёл и встал рядом с Себастьяном. Пришедший был небольшого роста, одет в тёмный костюм. Белая рубашка, бордовый галстук, под пиджаком – вязаный пуловер с мелким рисунком. Ни один из предметов одежды не был новым, но это явно был лучший выходной костюм.

– Простите? – Полицейский инспектор улыбнулся, давая понять, что не говорит по-норвежски.

– Будет плохая погода. – Собеседник заговорил по-английски, причём довольно сносно.

– Почему вы так думаете? Кстати, меня зовут Себастьян Роуз, я муж Эммы. Из Бристоля. Вы знаете, она дочь Джорджа Фрея.

– Да, я понял. Господина Фрея, да.

Себастьян Роуз осторожно покосился на собеседника. Лица видно не было – тот смотрел на баренцбургские дома, отделённые от корабля береговой охраны какой-нибудь полумилей, крепкие руки рабочего с потемневшими от табака кончиками пальцев крепко сжимали поручни.