– Очень может быть. Я в последнее время довольно нервный. – Несмотря на несерьёзный тон, Кнут выглядел обеспокоенным. – С тех пор, как взял почитать старую папку с отчётами финнмаркской полиции. Положа руку на сердце, не быть. Случись то, что описано в этих рапортах, сегодня, служба уголовных расследований уже давно бы занялась этим делом. Но дело было пятьдесят лет назад. Не понимаю, каких действий от меня ждут. Хьелль Лоде всё спихнул на меня.
Незаметно отделившись от основной группы, двое полицейских встретились сразу после того, как небольшой самолёт с ветеранами приземлился в Ню-Олесунне. Кнут прямиком из аэропорта поехал в маленький деревянный домик, который служил сотрудникам губернатора и офисом, и гостиницей. За всю зиму сюда никто из Лонгиера ни разу не приезжал. Воздух в домике был сырой и затхлый, и Кнут сразу же открыл окно.
Себастьян Роуз пошёл с ветеранами в столовую, наскоро пообедал, извинился и ушёл раньше, чем Эмма успела спросить, куда это он собрался. Он не хотел, чтобы она услышала историю, которую он собирался рассказать Кнуту. А тот хотел сначала поговорить о событиях последних нескольких дней.
Рассказ Кнута Себастьяна изрядно удивил.
– И что тебя больше волнует? Старый убийца или возможность отыскать здесь, на севере, сокровище, украденное в годы Второй мировой?
– Большая часть шпицбергенских построек во время войны была разрушена. Что-то сожгли, что-то разбомбили. Вероятность того, что старинная икона пережила подобные события, весьма невелика. Так что ответ «нет», икона меня не очень интересует. Это просто очередная арктическая легенда, проросшая из зерна правды. А вот убийства меня беспокоят. По-норвежски ты не читаешь, так что нет смысла давать тебе старые полицейские рапорты, но я могу попробовать подробно перевести кое-какие отрывки…
– Думаю, суть я уже уловил. Может, позже… если что-то из этого выстрелит. В лонгиерский участок докладывал?
Кнут тяжело вздохнул.
– А ты бы доложил?
– Я – нет. Только здешние порядки с английскими сравнивать нельзя. После войны по улицам Бристоля шаталось немало убийц, были среди них и люди с фальшивыми паспортами. Вообрази себе всех этих солдат, вернувшихся домой. По сегодняшним критериям у многих наверняка диагностировали бы психические расстройства. Работы нет, общество изменилось до неузнаваемости, и к нему надо заново приспосабливаться. Все послевоенные десятилетия такими вопросами не задавались. Если бы до меня дошли подобные слухи, я бы просто закрыл на них глаза. Разумеется, если в участок не поступало заявления. В случае заявления расклад был бы совсем другой.
– Как думаешь, есть риск? Что во время встречи что-нибудь случится?
– Ну… – Себастьян Роуз достал трубку и стал вертеть её между пальцами. Он знал, что Кнут не курит, и зажигать её не стал. – Не могу себе этого представить, принимая во внимание их возраст. Но, возможно, это только мои предположения.
Он смотрел в пол, не решаясь приступить к делу.
– Вообще-то я тоже хотел тебе кое-что рассказать. Обещай, что ни словом не обмолвишься Эмме. Речь о её отце. И о другом англичанине, приехавшем на встречу, – о сэре Роберте Эверетте.
Эмма тоже ушла сразу после обеда. Отговорилась тем, что хочет распаковать чемоданы. Но, вернувшись в гостиницу, она нашла их большую угловую комнату пустой.
Эмма вышла на улицу и немного постояла на крыльце, осматриваясь. Было тихо и безлюдно, между домами разливался мрачноватый покой. Куда мог подеваться Себастьян? Она медленно пошла по гравийной дороге, огибавшей площадь перед столовой. Вдоль дороги выстроились старые деревянные дома – школа, почта, контора Кристиана Анкера, где записи о занятых участках делались прямо на стене, и красно-коричневый амбар – рабочий клуб. Ниже у пристани стояли дома из бетона. Первая ню-олесуннская электростанция работала на угле, и её давно уже снесли. В пятидесятые годы из железобетона построили новую электростанцию и завод по очистке угля, и они остались торчать среди других построек, как старые гнилые зубы.
Было холодно, тонкая куртка почти не грела. Эмма подумала, что выглядит как туристка. Только висящего на шее фотоаппарата не хватает. Дойдя до идиллических, так называемых лондонских, домиков (четыре жилых дома, построенные в 1949-1950 годах), она повернула налево и пошла в сторону заброшенных строений у старой пристани. После громкой катастрофы, случившейся на шахте в начале шестидесятых, эту часть Ню-Олесунна никак не охраняли и почти не приводили в порядок. По этому поводу в компании «Кингс Бей» велись жаркие споры: одни предлагали снести всё до основания или, по крайней мере, как-то использовать сохранившиеся постройки, а другие утверждали, что даже мусор убирать нельзя, – ведь и отходы способны что-то рассказать о прежних временах.