– А то! Забирались, конечно. – Эриксен был рад поговорить. Он подался вперёд, чтобы его было лучше слышно. – В первые месяцы после бомбардировки, в Баренцбурге, нам приходилось туго. Почти всё снаряжение мы потеряли вместе с кораблями, обходились тем, что наскребли среди вещей, которые русские при эвакуации побросали. Погодка-то была зимняя, снег и холод, хоть и полярный день. Потом уже вышли на связь с британским самолётом-разведчиком, стало поступать снабжение. И тогда мы начали отправлять небольшие разведотряды в другие шахтёрские поселения. Но так далеко, в Ню-Олесунн, мы рискнули отправиться только через год. – Он посмотрел на Роберта Эверетта, сидевшего с другой стороны стола. – Всей экспедицией командовал ты. Вот ты и рассказывай…
Он сидел в углу, голоса плыли мимо. Люди болтали и смеялись. Считали его за своего. Прошлые разногласия давно позабылись. Он даже не знал, за что попал в опалу во время операции «Фритхам». Но что бы там ни было, ему всё простили той ночью, когда он брёл по льду, неся на плечах Эйлифа Нильсена и не обращая внимания на немецкие пули, дождём льющиеся с неба. А потом, когда рыжий паренёк с заячьей губой всё-таки умер, он делил горе с ними, и никто больше на него не косился.
А теперь всё снова вернулось. Он вспомнил, кто он есть, и нельзя надеяться, что опасность миновала. Это никогда не кончится, его собственная тень всегда у него за плечом. Не надо было ему возвращаться на Шпицберген.
– А знаешь что? – Кнут встал и потянулся. – Схожу-ка я на кухню и принесу коньяку. Сдаётся мне, он нам обоим пойдёт на пользу.
– Ты должен дослушать конец. Мы подобрались к самому главному, к тому, что касается этой встречи.
– Валяй, я и с кухни тебя услышу.
– Как я уже сказал, многие годы я и не вспоминал о том, что произошло в лагере. Но когда Эмма получила приглашение на эту встречу, я, конечно, обратил внимание на его имя в списке участников. А после того как Эмма поругалась со мной из-за письма, которое она нашла на чердаке, я начал рыться в старых архивах. Как полицейский, я имею доступ к кое-каким засекреченным документам.
Я быстро выяснил, что к лету сорок первого Эверетта уже разоблачили как русского шпиона. Сегодня кажется невероятным, чтобы англичанин мог настолько увлечься коммунистическими идеями, чтобы захотеть предать родину, но тогда… основная вербовка шла в конце тридцатых. Некоторые молодые студенты искали чего-то отличного от косности и консерватизма той среды, в которой они выросли.
Свои пустяковые рапорты Эверетт передавал врагу по радио, и его несколько месяцев прослушивали. Никакими по-настоящему важными сведениями он не обладал, передавал координаты небольших аэродромов, которые наверняка и так были известны, сведения о военных учениях и всё в таком духе. Министерство обороны не торопилось его брать. Думали, на что его употребить. Перевербовать и сделать из него двойного агента? Или всё-таки арестовать и судить за предательство?
На летних каникулах он установил свою радиоаппаратуру в имении родителей и активно ею пользовался. Джорджа Фрея, очень талантливого офицера связи, капитана пехоты, отправили наблюдать за тем, что он там передаёт. К сожалению, эта его работа была прервана, Эверетт наверняка чувствовал, что за ним следят.
Но ещё до того, как Джорджа Фрея выгнали из лагеря, он многое выяснил. Молодой Эверетт шпионил не только для русских, которые в то время были у немцев в союзниках. Постепенно он вышел на связь с несколькими немецкими радиостанциями, в том числе и из Норвегии.
В июне сорок первого Германия вторглась в Советский Союз – русские вступили в войну, перейдя на сторону союзников. Начался страшный беспорядок. Русские, конечно, собственных шпионов не выдавали, но знали, что Эверетт шпионил и для немцев, а также занимался дезинформацией по своей старой агентурной сети. И этой информацией они с союзниками поделились.
Одним из тех, кого он прослушивал и с кем изредка выходил на связь, был шпион из Сёр-Варангера. Он действовал в пограничном районе Норвегии, примыкающем и к Финляндии, которая по-прежнему оставалась в союзе с немцами, и к России, которая теперь воевала на стороне союзников. И в довершение всего – Германия вторглась в Россию через Финляндию. Не думаю, что вы у себя в Норвегии представляете, какой хаос там царил летом сорок первого.
Себастьян Роуз снова откинулся в кресле. Поглядел на потолок, вздохнул.
– А этот сёр-варангерский шпион представлял для союзников большую ценность. Среди руководства поползли слухи, что он подался на Шпицберген – уплыл в Лонгиер на одном из судов горнодобывающей компании.
Но в заброшенной церкви возле финской границы убили священника, бесследно пропала ценная икона, убийца скрылся, а дотошный ленсман в тундре каждый камень перевернул, пытаясь его отыскать, и попутно вляпался в операции всех заинтересованных сторон. Союзники ни за что не могли допустить, чтобы он случайно вместо убийцы священника нашёл шпиона.