Убийца не придет на похороны

В конце рабочего дня, после операции, Тамара вернулась в реанимационное отделение.

— Ну, как наш больной?

— Который больной? — спросил молодой врач, дежуривший в реанимации.

— Тот, с черепно-мозговой травмой.

— Все без изменений, Тамара Петровна.

— А можно я взгляну?

— Конечно, вам можно, какие проблемы. Вы же ассистировали Рычагову во время операции?

— Да, я.

— Тогда идите, смотрите. Хотя что там смотреть, я только что оттуда.

— Тем не менее, я хочу на него взглянуть.

— Пожалуйста, пожалуйста. Но я вам точно говорю, никаких изменений. Сердце продолжает биться, но навряд ли он оклемается.

— Зачем вы так?

— Что, так? — улыбнулся доктор.

— Зачем вы так скептичны?

— Я не скептичен, я практик.

— Да, да, я знаю, вы практик.

— Знаете, Тома, я уже пятый год работаю, — без отчества обратился к красивой молодой женщине врач, — насмотрелся всякого, точно могу вам сказать, он не придет в себя. А если и выкарабкается, то это будет уже не человек.

— Не хочется верить вашим словам, — Тамара отвернулась от врача, вальяжно сидевшего в кресле, и направилась в палату.

Дежурившая сестра кивнула ей устало, но приветливо. Тамара подошла к Дорогину. Она смотрела на его мужественное лицо, затем приподняла край простыни и взглянула на руки, на сильные, длинные узловатые пальцы, на крепкие запястья, на правом оставались часы, и самое странное — шли.

«Неужели этому сильному мужчине, — а ему, наверное, лет между тридцатью пятью и сорока, — неужели ему суждено остаться инвалидом? Может, действительно будет лучше если жизнь покинет его? Кто он? — задала себе вопрос женщина и после этого прикоснулась кончиками пальцев к правой руке Сергея. Прикосновение было легкое. — Да, будет жаль, если реаниматолог окажется прав. Будет очень жаль. А ведь у него, наверное, есть жена, скорее всего, есть дети. Может, он заботливый отец, любящий муж. Но почему его никто не ищет, почему им никто не интересуется? Хотя в жизни случается всякое. Может, жена, дети, может, даже отец и мать этого мужчины живут в другом городе, может, они даже не знают, что он сейчас лежит здесь и уже третьи сутки не приходит в себя».

Тамара подушечками пальцев прикоснулась к глазам Дорогина и приподняла веки.

Вначале расплывчатое светящееся пятно возникло перед Сергеем, слишком яркое после долгой темноты пятно с размытым контуром, искрящимся и горячим. Ему захотелось закрыть глаза, избавиться от этого слепящего болезненного света. Но закрыть глаза он не смог, а сами они не закрывались, пальцы Тамары держали веки. Расплывчатое пятно начало медленно приобретать очертания, прорезался силуэт женской головы.

«Странно, я всегда думал, что смерть — ужасная костлявая старуха с косой в руках, а оказывается, нет, смерть это никакая не старуха, смерть — молодая красивая женщина с темной точкой родинки над верхней губой. Родинка похожа на маленький кусочек шоколада, который хочется слизнуть языком. А глаза у смерти не пустые черные глазницы, а прозрачные, зеленые, похожие на морскую воду в полдень. А волосы у смерти золотистые. Да, смерть — это не старуха, теперь я это знаю».

Тамара отняла пальцы, веки опустились. Но видение, лицо женщины, белокурой, с черной точкой родинки и с зелеными глазами еще долго стояло перед Сергеем Дорогиным. А мысль продолжала работать, пытаясь объять непонятное, потому что непонятное являлось необъятным.

Странными показались глаза, вернее, остекленевший взгляд больного молодой женщине, очень странными. Глаза не были мертвыми, хотя Тамара увидела в зрачках свое отражение в белом халате.

«Нет, нет, он не умрет, он будет жить» — на ее губах появилась улыбка, ласковая и немного грустная.

Тамаре не хотелось, чтобы этот мужчина умер, но она ничего не могла поделать. И никто ничего не мог поделать, никто, кроме всевышнего. Только он один имел такую силу, имел такую власть, что мог, пользуясь своим могуществом, воду превращать в вино, камень в хлеб и мог прикосновением руки воскрешать мертвых.

И губы Тамары плотно сжались, а затем зашевелились. Она произносила слова молитвы, той единственной молитвы, которую она знала. И этот шепот, похожий на шелест летящих листьев, услышал Сергей Дорогин.

А Тамара молилась. Как каждый человек, который не в ладах с совестью, она истово верила в существование бога. А ведь кроме нее за этого мужчину некому было помолиться. Но она этого не знала.

— Господи, спаси его, вдохни в него жизнь! Ведь ты можешь это сделать, а если можешь, то сделай.

И в мыслях Сергей Дорогин повторял слово за словом, фразу за фразой, произносимые женщиной, стоявшей рядом с ним.

Покидая больницу, Тамара решила, что завтра утром обязательно поднимется на второй этаж и придет в реанимационное отделение.

Через час после ухода Тамары, которую Дорогин принял за пришедшую к нему смерть, в палату наведался врач, дежуривший в реанимации. Он насвистывал веселую песенку, проверил, все ли в норме, затем недовольно скривился, сложил губы трубочкой и издал странный звук, словно бы в надутую камеру воткнули острую иглу, а затем резко выдернули.