Убийца не придет на похороны

— Откуда достал?

— Из живота достал, там сильное кровотечение, но его, вроде, остановили, смогли сделать.

— Кстати, как у него сердце?

— Хреновое, хреновое у него сердце, в том-то и дело, что хреновое.

— Скажи Рычагову, быть того не может, никогда не жаловался.

— Мне сам Рычагов сказал, чтобы поосторожнее, сердце у Резаного неважное, микроинфаркт был примерно год назад.

— Инфаркт, говорите, был?

Врач быстро повернулся и направился в операционную. Подручный Чекана отскочил в сторону.

Рычагов делал все, что было в его силах — резал, зашивал, останавливал кровь, все еще пока не решаясь перейти к самому сложному — к голове Резаного. Для Рычагова было удивительно, что за последние несколько суток к нему в больницу на операционный стол попадает уже второй человек с черепно-мозговой травмой. Правда, у первого просто была разбита голова, треснут череп, а у этого в голове сидела пуля. Рычагова удивляло еще то, что этот больной до сих пор жив, жив с пулей в голове. Операция уже длилась три часа, из операционной больше никто не выходил. Рычагов колдовал над телом Резаного, пытаясь вернуть ему жизнь.

А к больнице на краю города подъезжали и подъезжали роскошные автомобили. Из них выбирались люди, лица приезжавших были угрюмы и озабочены. Они негромко переговаривались, иногда брали в руки телефон, звонили. В общем, возле больницы шла какая-то странная жизнь.

Не было пока только милиции, но и она вскоре появилась. Во двор заехали два милицейских форда с мигалками. Но милиция как приехала, так и уехала, правда, на этот раз тихо, с выключенными мигалками. И вообще, впечатление было такое, что там наверху, в операционной, идет борьба не за жизнь вора в законе, а может быть, даже президента или члена правительства. Единственное, чего пока не было, так это вертолетов.

Утром из Москвы привезли двух нейрохирургов, один был из «кремлевки», второй из института Склифосовского. Около часа они находились в операционной, а затем покинули ее.

К врачам подошел мужчина в черном кашемировом пальто, в дорогом галстуке и темных очках.

— Что нам скажут господа профессора? С вами сейчас рассчитаются.

— А что бы вы хотели услышать, Андрей Николаевич?

— Я хочу знать что с ним.

— Случай очень тяжелый.

— Его можно будет перевезти к вам?

— Нет, его нельзя двигать.

— Он пришел в себя?

— Да ну, что вы! Он сейчас под наркозом.

— Когда он придет в себя?

— Этого мы не знаем.

— Хирург у нас, кстати, хороший.

— Это мы знаем. Он делает все, что может, мы даже не стали вмешиваться. И если больному станет чуть лучше, то тогда можно будет говорить о том, чтобы его перевезти в Москву, в институт Склифосовского.

— А когда ему станет лучше, ваши прогнозы?

— Прогноз у нас не утешительный.

— Шансы хоть есть? — спросил мужчина, покусывая нижнюю губу.

— Шанс, если быть откровенным, очень незначительный, ноль целых, ноль десятых, пять сотых.

— Понятно. Вот он с вами рассчитается, — мужчина в черном пальто кивнул в сторону Чекана.

Чекан забрался в машину к московским профессорам и через пару минут выбрался из нее.

А черная «вольво» с темными стеклами, развернувшись на тесной от машин площадке, покатила к воротам. Появился санитар в грязном халате.

— Послушайте, любезный, — обратился он к одному из водителей, — вы бы отогнали свои машины чуть в сторону, а то если сейчас «скорая» подъедет, то носилки придется нести сто метров.

— Надо будет — понесут, — сказал Чекан, сказал спокойно, почти равнодушно.

— Убери машины, ты же тут главный.

— Скажу своим ребятам, помогут.

Уже на рассвете Геннадий Федорович Рычагов и вся бригада, боровшаяся за жизнь Резаного, вышла из операционной. А Резаного на каталке бережно повезли в реанимацию.

Рычагова тут же обступили, у каждого из приехавших ночью в больницу за долгие часы ожидания на лице появилось почти одинаковое выражение, застывший вопрос.

— Ничего не могу сказать, — немного буднично произнес Рычагов, — я сделал все, что было в моих силах. Пулю из головы вынимать не стал, это слишком рискованно, можно повредить мозг. Да она и стоит так, что лучше пока ее не трогать.

— А все остальное как, Геннадий Федорович?

— Будем надеяться на лучшее. Но шансов на благополучный исход немного. Во-первых, он потерял очень много крови, а во-вторых, три пули — это многовато, тем более, одна в голову.

— Кстати, где пули?

— А, пули… — словно недопоняв, переспросил Рычагов.

— Да-да, где пули?

— В операционной, — махнул головой хирург.

— Мы их заберем.

— Дело ваше.

Пули в целлофановом пакете исчезли в черном кейсе одного из мужчин, словно эти пули были чрезвычайно важными, такими важными, что, извлеченные из Резаного, стоили намного дороже, даже если бы были они сделаны из чистого золота или платины.

* * *