— Не все время, а от случая к случаю. Но часто. Вдруг его следом за мной в метро принесет?
— И давно это?
— Черт его знает. Я недавно заметил.
— Дурак ты, — в сердцах бросил Артем. — Чего молчал-то столько времени? Давно бы уже все сделали.
— Что — сделали? — дрогнувшим голосом спросил Игорь.
— Убирать его надо, вот что. Сроку тебе — три дня. Чтоб через три дня был чистенький, ты понял?
— Можно мне ребят попросить, чтобы помогли? — Чего? — презрительно протянул Артем. — Ребят попросить? Да ты в уме, родимый? Сам, голубчик, все сам, твои грехи — тебе и замаливать. А о ребятах и думать забудь.
— Но почему, Артем? Втроем-то легче будет.
— Но и знать будут трое, не забывай об этом. А так — только ты один.
— И ты. — Игорь пристально посмотрел на Резникова.
— Я не в счет, — ухмыльнулся Артем. — У меня в этой игре ставка самая большая, поэтому я в молчании больше тебя заинтересован. Все, Игорек, больше ничего не обсуждается. Иди и убивай своего Вакара где хочешь, как хочешь, но чтобы через три дня его среди живых не числили. Имей в виду, если он давно за тобой ходит, то может много чего знать. Он опасен в любом случае.
Выйдя из дома, где жил Артем, Игорь впервые не ощутил привычного радостного чувства при виде своей ослепительно красивой и дорогой машины. Да, несколько дней назад он принял решение убить своего преследователя. Но только сегодня, когда убийство стало необходимостью и неизбежностью, он вдруг понял, что ему не так просто на это решиться. И только сегодня, впервые за девять лет, он с удивлением подумал о том, как же он смог дважды это сделать. И тогда, когда был еще пацаном и вообще не понимал, что такое жизнь и каково это — отнять ее. И тогда, месяц назад, когда стрелял в розовощекого сержанта, не захотевшего отдать клочок бумажки за пятьсот долларов. Одно дело — убить сразу и не думая. И совсем другое — готовиться к убийству…
5
— А знаете, Анастасия Павловна, похоже, наш генерал находится в жестоком клинче, — задумчиво сказал Бокр, меряя шагами комнату в Настиной квартире.
— С чего такие выводы? — насторожилась она.
— Эта тетя Люба — препротивнейшее создание, днюет и ночует в церкви да на кладбище, со всеми могильщиками дружит, водочку с ними попивает. Там целая партия уголовного элемента вертится, так вот среди них слушок пошел, что одна прихожанка через тетю Любу хочет нанять человека для душегубского дела.
— Прихожанка? Какая? — нетерпеливо спросила Настя.
— Та самая. Видная такая, вся из себя генеральша. Это я с их слов вам пересказываю. Так как, будете с тетей Любой разговаривать?
— Нет, не буду. Спасибо вам, Бокр.
— Почему не будете? — непритворно огорчился он. — Мы так старались.
— Потому и не буду, что вы постарались как следует. Я уже и так из ваших слов узнала все, что мне нужно.
— Тогда ладно, — просиял он. — А что касается Резникова, то он сегодня утром выезжал в область, в Подлипки, и встречался там с человеком, которого зовут Сева. Вот запись, — он положил на стол видеокассету. — Снимали с большого расстояния, ближе подойти не удалось. Но все главное хорошо видно. Сева передал ему пакет.
— Что-нибудь выяснили про этого Севу?
— Почти ничего, кроме того, что живет он там, в Подлипках. Адрес, естественно, узнали, а дальше уж вам самой проще действовать.
— Бокр, я хочу вас попросить…
— Слушаю вас, Анастасия Павловна.
Он прекратил размеренное движение и остановился прямо перед креслом, в котором сидела Настя.
— Я боюсь, что Вакар вот-вот убьет Ерохина. Пожалуйста, смотрите за ним как можно внимательнее. В случае, если вам покажется, что «горячо», немедленно вмешивайтесь. Любым способом: зовите на помощь, оттаскивайте его за руки, делайте все, что придет в голову, но не допустите, чтобы он совершил еще одно убийство.
— Вам что, жалко Ерохина? — саркастически улыбнулся Бокр.
— Нет. Мне жалко Вакара. Мне безумно жалко Вакара, — тихо повторила она. — Я не хочу, чтобы он оказался за решеткой. Это никому не принесет радости.
— А правосудие? Правосудие и не должно нести людям радость, оно должно нести справедливость. Разве нет, Анастасия Павловна?
— Я не знаю, Бокр, — горько покачала она головой. — Правосудие не имеет права быть зрячим, оно слепо, у Фемиды глаза завязаны. Наверное, это правильно. Но слепота никому еще не помогла принять правильное решение. Я не знаю, я не знаю, я не знаю! — в отчаянии воскликнула она, ударив себя сжатой в кулак рукой по колену, и заплакала.
6
Они опять сидели все в том же тихом дворике, где прошла их первая беседа. На этот раз они встретились днем, вечером Владимир Сергеевич был занят. Когда Настя позвонила ему, он не стал отказываться от разговора, сухо, коротко и по-деловому обсудив с ней время и место встречи.
— Вы подумали над моими словами? — спросила Настя.
— Я думал о них, — неопределенно ответил генерал.
— Вы не изменили свое решение? Вы по-прежнему отказываетесь говорить со мной о Ерохине?
— Я не изменил своего решения, — ровным, каким-то деревянным голосом сказал Вакар.