Перед самым съездом к Диснейленд Голд съехал с главной магистрали. Улицы были абсолютно пусты, по обеим сторонам выстроились в ровную линию маловыразительные дома. Бог знает, почему они стоят тут четверть миллиона, если не больше. Эвелин всегда мечтала поселиться именно здесь, в Орэндж-Каунти. «Знаешь, мы будем тут как пионеры, — шутила она. — Первыми в этих краях евреями, добравшимися до южного окончания Лонг-Бич. И нам надо сразу же организовать кибуцу».
Голд улыбнулся — в темноте в его ушах продолжал звучать смех Эвелин. Она не всегда была сварливой и злобной сучкой, в какую превратилась теперь. Нет, сохрани Боже! Когда в 1958-м они познакомились, Эвелин была стройной хорошенькой двадцатилетней девушкой, два года как окончившей школу в Ферфаксе. Теперь днем она училась в лос-анджелесском колледже, а вечерами и по воскресеньям вместе со всеми — отцом, матерью, Чарли и Кэрол, сестрой, младше ее на полтора года, — работала в рыбном магазинчике, принадлежавшем семье. На протяжении многих лет мать Голда покупала там рыбу.
— Знаешь, я нашла тебе такую невесту! — как-то пошутила она. — Такая девушка!
Полгода они встречались. Позднее Эвелин призналась, что Голд совершенно обворожил ее. Еще бы, он уже успел побывать в Японии, Корее. Новой Зеландии, на Окинаве. Никогда прежде не встречалась она с моряком, шептала она ему, а потом начинала смеяться. Она пыталась подсунуть ему книжки: «Чужой» Камю, «Над пропастью во ржи», а также стихи какого-то педика по фамилии Гинсберг. Голд никогда особенно не интересовался книгами, а уж эти совсем ему не понравились. Их сочиняли какие-то совершенно аморальные эгоистичные типы, которым было наплевать на все вокруг. А она продолжала твердить, что он должен учиться, поступить в колледж. Совершенствоваться. Они поженились жарким и ясным июльским днем и в «кадиллаке» дядюшки Макса отправились в Розариту. Через неделю Голд держал экзамен в академию. У тетушки Минни, жены дяди Макса, была подруга, работавшая секретарем судьи, так что Голд в своем округе сдавал все экзамены в государственную гражданскую службу. Лос-анджелесское отделение откликнулось первым. Только там можно будет свести концы с концами, говорили всем молодожены. Днем Джек будет работать в полиции, вечером — учиться в колледже, а затем юридическая школа.
Только там можно добиться цели. Положение сулило немало благ. В банке можно было взять ссуду. Лечение в больнице — бесплатное. Зубной врач — тоже. Причем для всех членов семьи, включая детей.
— Господь услышал мои молитвы, — твердила мать Голда.
А потом, на второй неделе службы, второй неделе патрулирования по этим чертовым улицам, случилась перестрелка. И не где-нибудь, а на Мейн-стрит. Они выехали по звонку, сообщавшему, что там грабят винный магазин. Не успели они выбраться из машины, как из лавки выскочили три латиноамериканца и принялись палить. Напарник Голда, двадцатилетний ветеран войны по имени Катлер, рухнул на асфальт. Голд отскочил от патрульной машины и разрядил свой револьвер в преступников. Позднее один из свидетелей — сам Голд этого не помнил — утверждал, что он совершенно хладнокровно извлек из своего револьвера 38-го калибра стреляные гильзы и зарядил его снова. То, что пришлось стрелять, он помнил, слышал, как вокруг свистели пули. Затем он снова занял оборонительную позицию за автомобилем и снова открыл огонь. Свидетели, наблюдавшие за происшествием из окон верхнего этажа, говорили, что все это очень походило на сцену из боевика, с той разницей, что здесь убивали всерьез. Голд успел перезарядить свое оружие еще два раза, к этому времени двое грабителей валялись на асфальте мертвыми, причем Голд проявил удивительную для новичка меткость — у одного зияла меж глаз огромная дыра от пули, третий же был арестован и провел за решеткой три недели. Позднее он утверждал, что перестрелка стала поворотным моментом в его жизни. Что в тюрьме он много размышлял о преступлении и католицизме — не обязательно именно в этой последовательности, — стал истинным христианином и решил принять духовный сан. И действительно, после освобождения он основал миссию в Калифорнии, в Нэшнл-Сити. До самой своей смерти, которая последовала в 1981 году, преподобный отец Ортега не уставал твердить, что спасением своей души он обязан двум великим евреям: Иисусу Христу и Джеку Голду.
Расследующий факт перестрелки офицер полиции обнаружил в патрульной машине, находившейся в нескольких футах от Голда, шестнадцать пулевых отверстий. Мало того, пулевые отверстия были обнаружены также в рукавах куртки Голда и в одной из его брючин. Раненый сержант заявил, что за все четыре года службы в тихоокеанском флоте ему ни разу не довелось сталкиваться с таким героизмом. Он просто обязан новичку жизнью. Голд вернулся в участок знаменитостью. Копы толпились вокруг него, хлопали по спине, жали руку.
— Отличное начало, парень!
— Молодец, цыпленок!
— Разреши поставить тебе пару стаканчиков, Джек!