— Значит, вы считаете, что люди, которые натворили все это, не особенно опасны?
— Вполне возможно.
— И полагаете, что нам надо просто замять весь этот инцидент?
— Вот именно. А не впадать из-за этого в паранойю.
Оренцстайн помрачнел, его губы сжались в суровую линию.
— Просто не верится, что я слышу это от офицера полиции. Более того, от офицера полиции —
Голд вздохнул.
— Послушайте, господин советник, когда я поймаю этих подонков, я им ноги переломаю. Однако ваши действия приведут лишь к тому, что будет всплывать все больше и больше этого дерьма.
— Я и намереваюсь заставить его всплыть, лейтенант. Как можно больше этого дерьма, все это дерьмо! Я посвятил свою жизнь борьбе против фанатизма и неравенства любой окраски и вывожу этих подонков на чистую воду, где бы я ни находил их. И если антисемитизм поднимает свою отвратительную голову в моем округе, в моем городе, я не успокоюсь, пока все его очаги не будут найдены и уничтожены, уж поверьте мне!
Голд смерил Оренцстайна пристальным взглядом.
— Скажите мне, Харви, откуда эта святая ненависть и запал? Не связаны ли они случайно с нынешней избирательной кампанией?
— Не зарывайтесь! — огрызнулся Оренцстайн, пытаясь удержать свой голос на уровне сердитого шепота. — Насколько мне известно, вам понадобятся услуги всех друзей, которых вы в состоянии собрать, и это лишь затем, чтобы сохранить за собой пенсию. Вы получили сегодняшнее назначение лишь благодаря моему влиянию, так что я вправе ожидать от вас хотя бы вежливого обращения во время еженедельных рапортов.
— Во время чего?
— Еженедельных рапортов о ходе вашей работы, лейтенант. — Оренцстайн повысил голос, с тем чтобы окружающие могли слышать его слова. — Мой офис будет постоянно держать связь с вашим спецподразделением. Я хочу, чтобы меня немедленно информировали о малейших деталях расследования. Я не оставлю так этого дела!
— Это уж точно, — пробормотал Голд.
Подбежал один из помощников Оренцстайна.
— Господин советник, давно пора выходить! Там пожилые дамы жалуются, что жара невыносимая. Едва ли нам удастся провести полноценное собрание.
— Хорошо, иду. — Оренцстайн протянул Голду руку и широко улыбнулся. — Очень рад работать над этой проблемой вместе с вами, лейтенант. — Щелкнуло несколько фотоаппаратов. Хлопнули вспышки. — Вместе мы замочим ублюдков! — прогремел он. Это был любимый предвыборный лозунг Оренцстайна, который он неизменно выдвигал еще с шестидесятых. — Вместе мы замочим ублюдков! — повторил он громче. Кое-кто зааплодировал, затем Оренцстайн — в тесном кольце своих людей и оставшихся репортеров, за которым следовал менее организованный хвост зевак, — двинулся к выходу. Не прошло и тридцати секунд, как холл обезлюдел.
К Голду неторопливо подошел Замора.
— Что он говорил вам, когда вы были с глазу на глаз?
— Он сказал, что знает, с какой стороны бутерброда масло.
Замора озадаченно взглянул на Голда.
— Ну, и что нам теперь делать?
— А хрен его знает.
— Ладно, в конце концов, мы здесь полиция. Какова ваша обычная практика?
— Обычно если я ловлю тех, кто берет банк, то начинаю трясти всех известных мне спецов в этой области. В конечном счете Кто-нибудь выдаст мне искомого субъекта. — Голд закурил сигару. — Тот же прием применяется при поисках торговцев наркотиками, вуайеров, фальшивомонетчиков, издателей порнухи. Надо трясти все дерево, пока твой «фрукт» не свалится. Но сейчас проблема в том, что я не знаю никого из этих заборных художников. А вы?
— Знаю ребят из разных группировок: «Слабаки», «Черномазые», «Белозаборники». Вы что, хотите прижать их к стенке? Встряхнуть как следует и посмотреть, что посыплется?
— В общем-то, нет. Разве что у вас есть на примете какой-нибудь махровый антисемит из их тусовки. Нет, сейчас мы имеем дело не с обычными заборописцами. Наши клиенты даже не оставляют завитушек — знаков группировки.
— Почему вы все время говорите «они», «их»? Наши свидетели видели одного-единственного белого мужчину.
Они вышли наружу. Горячий неподвижный воздух был нездоров. Солнце светило огненным шаром, закутанным в пелену смога.
— Какой-то белый одиночка чуть старше тридцати рушит мою теорию о пьяных сопляках, — сказал Голд, глядя на дорогу в сторону стоянки. — Белый одиночка старше тридцати может оказаться куда опасней, чем кучка ужравшихся подростков.
— Вы полагаете?
Голд прикусил сигару.
— Опять-таки хрен его знает. — Он улыбнулся Заморе. — Улики захотелось пособирать? Ну что ж, пойдемте к стоянке и начнем собирать улики, как и полагается прилежным маленьким детективчикам.
Замора улыбнулся в ответ ему.
— Конечно. Почему бы и нет?
Они еще не спустились с лестницы, когда у бордюра с визгом затормозили два белых фургона. На тротуар высыпал десяток вооруженных людей — все молодые.
— Ни хрена себе! — Замора потянулся за пистолетом.
— Спокойно, это люди из ЕВС.
— Из
— Из Еврейского вооруженного сопротивления. Их следовало бы ожидать сегодня.