Убийца с пилой

Оливер так отчеканил эту фамилию, что Рамоутеру пришлось утирать с лица брызги слюны.

— Пеллача. Фамилия итальянская, да? — продолжал Оливер. — Он был и, вероятно, до сих пор остается редкостной сволочью.

Хенли потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы сохранять спокойствие. Оливер не был готов идти на уступки. Он хотел поиграть. Но она ему этого не позволит.

— Вчера утром был обнаружен третий труп, его нашли во дворе церкви в Дептфорде, — сообщила Хенли.

Оливер вопросительно приподнял бровь.

— Правда? Ты не собираешься бросаться на защиту своего приятеля?

— Замолчите и слушайте.

Оливер улыбнулся, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Уже подтверждено, что на всех трех телах были вырезаны двойной крест и полумесяц, — продолжала Хенли. — Это ваш modus operandi. Это вы любите так помечать своих жертв. Вырезать символы у них на коже. Показывать ваше право собственности на них.

— Я ничего не делал, — заявил Оливер, наклоняясь над столом.

— Что значит «ничего не делал»? — спросил Рамоутер.

— Что это значит?! Десять плохо информированных идиотов поверили, что я убил семь человек, но я не убивал. Я положил руку на Библию и поклялся Богом, в которого я верю, что ничего такого не делал.

— Вас признали виновным.

— Признали — тут ключевое слово, — ответил Оливер и махнул рукой перед лицом Рамоутера. — Что именно тебе известно, стажер? Ты заявился сюда в своем дорогом костюме и с хипстерской бородкой и ведешь себя так, словно что-то обо мне знаешь. А ты ничего не знаешь! — После этого он вперил свой взгляд в Хенли. — Почему бы тебе ему не объяснить, инспектор? Что меня признали виновным. Но я сам себя виновным не признавал. Я ни в чем не признался, потому что ничего не делал. — Оливер откинулся на спинку стула. — Это судебная ошибка! Извращение правосудия!

— Вы знаете, что информация о метках, которые вы оставляли на телах, не была достоянием общественности, ее не сообщали прессе. А теперь кто-то гуляет на свободе и очень плохо копирует вашу работу. Самым топорным образом.

— Неудачный выбор выражения, — ухмыльнулся Оливер.

— Инструмент из вашего арсенала.

— Предположительно моего, — поправил Оливер. — Как я уже сказал…

— Я слышала, что вы сказали, — отрезала Хенли.

— Будь повежливее. Я ведь мог отказаться от встречи с тобой.

— Кому вы про это рассказывали?

— Я ничего не делал, — судя по тону, Оливер заскучал.

— Ну, тогда давайте поговорим гипотетически, — предложила Хенли. — Если бы вы все-таки убили семь человек и разрезали их тела на куски, стали бы вы рассказывать о том, какие символы вырезали у них на коже, кому-то, кроме ваших дерьмовых адвокатов?

В комнате воцарилась тишина. Хенли неотрывно смотрела в глаза Оливеру, бросая ему вызов: моргни первым. Где-то вдалеке хлопнула дверь, зазвенела связка ключей. Тюремный надзиратель Пол прошел мимо окна, остановился ненадолго, кивнул Оливеру и пошел дальше.

— Ну, давайте говорить гипотетически. Никому. Меня поместили под стражу и держали в штрафном изоляторе до начала этой нелепой пародии на суд. Я никого не видел. Я ни с кем не разговаривал. Но, поймите меня правильно, все спрашивали меня про трупы.

— Кто?

— Другие люди отсюда. Эти тюремные надзиратели очень любопытные. Хотят знать, как я все это делал, почему делал. Получал ли я от этого удовольствие. Гипотетически, конечно.

— А вы получали удовольствие?

Оливер громко расхохотался.

— Рамоутер, ты ее слышал? Твоя начальница решила, что слишком умная.

— Но вы им что-то рассказывали? — не унималась Хенли.

— Рассказывать нечего, потому что я ничего не делал. Но могу представить, что дело это довольно пыльное, — голос Оливера смягчился. — Наверное, было очень много крови. Нужно приложить немало усилий, чтобы правильно установить пилу. И еще нужно терпение. Думаю, что главную сложность представляет кость. Вероятно, она очень твердая, и, если возьмешь не ту пилу… Ну, наверное, потребовалось сточить пару лезвий, прежде чем техника была доведена до совершенства. А после того, как доберешься до костного мозга, дело уже идет легче. Там же все мягкое, почти как желе.

В кабинете повисло тягостное молчание.

— А как насчет символов? — заставила себя спросить Хенли.

— Это стало бы моим фирменным знаком, подписью художника. Зачем мне нужно, чтобы кто-то пользовался моей подписью? Да, я сделал для тебя подарок.

Хенли моргнула, сбитая с толку внезапной переменой темы.

Оливер засунул руку в нагрудный карман.

— Не хотел помять. Поэтому нашел для него самое надежное место.

Оливер выложил на стол птицу-оригами, сделанную из писчей бумаги, которую выдавали в тюрьме.

— Я знаю, что ты сейчас думаешь, — продолжал он. — Это не лебедь. Это цапля. Что ты знаешь о цаплях, стажер Рамоутер?

Рамоутер ничего не ответил.

Оливер покачал головой и прищелкнул языком, явно выражая неодобрение.

— Нужно отвечать, когда тебе задают вопрос. Это просто хорошие манеры. На Темзе живет много цапель, особенно в районе Дептфорда, и их можно увидеть во время отлива. Они любят путешествовать парами. Я сделал ее для тебя.

Хенли отказывалась даже смотреть на цаплю-оригами, лежавшую на столе.