Убийца Шута

- Это мое. Не смей брать вещи с моей полки. - Теперь я видела, что на полке, где лежали миска и черствый хлеб все было сдвинуто в сторону. Со свернутым подмышкой плащом я быстро осмотрела остальные свои вещи. Хлеб был пожеван с краю и выброшен. Там же была половинка колбаски. Осталось всего несколько кусочков. - Ты ел мою еду и спал на моем плаще! -

Не твоем. Ее.

Я задержала дыхание.

- Теперь он мой. Она мертва.

Так и есть. И теперь он мой. Она обещала его мне.

Я уставилась на него. Мои воспоминания о событиях того дня померкли. Не те, что случились вечером, а те, что были утром. Я не могла вспомнить, почему вообще пошла гулять в ту часть поместья. Она была холодной и темной, совсем не привлекательной во время хмурых дождливых дней. Я едва помнила, как увидела крыло бабочки на земле. Я не могла точно сказать, было ли это воспоминание того дня или воспоминание из сна. Но я помню, что когда отец подошел, то вскрикнул от удивления. И что-то умчалось прочь в кусты. Что-то черное и пушистое.

Да, я был там.

- Это вовсе не значит, что плащ принадлежит тебе.

Он сел очень прямо и обернул свой черный хвост вокруг белых лап. Я заметила, что у него были желтые глаза, в которых плясали огоньки.

Она отдала его мне. Это была честная сделка.

- За что? Что мог предложить ей кот?

Золотой блеск мелькнул в его глазах, и я поняла, что оскорбила его. Я оскорбила кота. Всего лишь кота. Почему же тогда холодок страха пробежал по моей спине? Я помню, как моя мать говорила мне, чтобы я никогда не боялась извиняться, если была не права. Она говорила, что это уберегло бы ее и отца от многих неприятностей, если бы они следовали этому правилу. Затем она вздохнула и добавила, что извинения не могут полностью стереть слова или поступок, но все же стоит попробовать.

- Я приношу свои извинения, - сказала я искренне. - Я многого не знаю о котах, потому что у меня никогда не было своего кота. Я думаю, что я оговорилась.

Да. Так и есть. Дважды. Сама идея того, что человек «может иметь своего кота» так же оскорбительна.

Внезапно он задрал заднюю лапу и начал себя вылизывать. Я знала, что он оскорблял этим меня. Но предпочла промолчать. Это продолжалось смехотворно долго. Я начала замерзать. Я тайком ухватилась за край плаща и накинула его на плечи.

Когда он наконец закончил, то сосредоточил на мне свои круглые, немигающие глаза.

Я проник в ее сны. Я лег рядом и мурлыкал долгой холодной ночью. Она была тяжело ранена. Умирала. И знала это. Ее сны были мрачными, полными лиц тех, кого она потеряла. Ей снились существа, которые были в ней, прогрызали свой путь через ее кишки. Я проник в ее сны. В них я был Главным Котом, сильным за счет воображения. Я прогнал и убил тех, кто причинял ей боль. Я вцепился в них когтями и вырвал их внутренности. Ближе к рассвету, в самый мороз, я пообещал ей, что приведу тебя к ней, она будет обнаружена и передаст послание. Она поблагодарила меня, и я сказал ей, что хотел бы наслаждаться ее теплым плащом. На что она ответила, что это будет возможно, когда она уйдет.

Его история была похожа на правду. Вся, кроме последнего утверждения. Я знала, что он врет. Он знал, что я знаю, что он врет. Он лениво улыбнулся неподвижным ртом. Он провоцировал меня оспорить его рассказ. Глубоко в сердце заворчал Волк-Отец. Ему не нравился этот кот, но его рычание предупреждало меня о кошачьей хитрости.

- Хорошо. Я оставлю этот плащ на ночь здесь, чтобы ты мог им пользоваться.

Поторгуемся, предложил он.

Ага. Я наклонила к нему голову.

- Что у меня есть такого, чего бы хотел кот?

Он сузил глаза.

Кот хочет иметь право спать на кухне у очага, в своей корзине с мягким одеяльцем. И травы…

- Кошачья мята. И блошница дизентерийная. - Я знала об этом. Моя мать завела эту традицию.