Убийца, ваш выход! Премьера

Потом впереди появилась полоска света. Она постепенно расширилась, и в мертвой тишине — было даже слышно поскрипывание подъемных блоков — занавес пополз вверх. Начался последний акт пьесы «Крыса и Бородач».

В первой сцене последнего акта на сцене находились Бородач (Сюрбонадье), его отвергнутая возлюбленная (Джанет Эмерелд) и ее мать (Сьюзен Макс). Все они замешаны в торговле опиумом. Один из шайки убит по подозрению в выполнении тайных поручений Каррутерса по прозвищу Крыса (Феликс Гарденер). Мисс Эмерелд грозится, мисс Макс льет слезы, Сюрбонадье ворчит. У них на глазах он вынимает из кармана и заряжает револьвер.

— Что ты задумал? — шепчет Джанет Эмерелд.

— Навешу мистера Каррутерса.

Быстрая смена мизансцены в темноте.

Каррутерса (Феликса Гарденера) Бородач обнаруживает у него в библиотеке, заставленной теми кожаными креслами, которые Найджел и Аллейн видели, когда пришли в театр. Никому, кроме самого бдительного театрала, пока еще неясно, кто он на самом деле: подлая Крыса, организатор незаконного сбыта наркотиков, агент нацистов и враг народа или героический агент британской секретной службы. Он сидит за письменным столом и печатает письмо на пишущей машинке, клавиатура которой зрителям не видна.

— Он колотит по клавише Q, — шепотом поделился Найджел своим тайным знанием.

К Каррутерсу — Гарденеру пришла Дженнифер (Стефани Вон), страстно в него влюбленная, не сомневающаяся в его лживости, но завороженная вопреки благородным позывам своей натуры неотразимым обаянием Феликса. Мисс Вон была в этом эпизоде чудо как хороша и завораживала зрителей, знавших, что книжный шкаф может в любой момент отъехать в сторону, чтобы из-за него вылез дворецкий (Дж. Беркли Крамер), бандит из бандитов. В своей рецензии на пьесу Найджел назвал это эксплуатацией приевшегося сюжетного хода, однако Феликс Гарденер и Стефани Вон спасли эпизод своей утонченной, сдержанной игрой. Их реплики при всей мелодраматичности происходящего были безупречны, и все прошло на ура. Даже когда отъезжающий шкаф пришел в движение и бандит схватил мисс Вон за сдобные локотки и связал бедняжку, сие бесчинство сопровождалось изысканными словесами, как-никак дворецкий и по совместительству бандит оканчивал Итон.

Фонтан противоречивых чувств, исторгнутый мисс Вон, контрастировал с непостижимым поведением Феликса Гарденера. Тот достал, набил и зажегтрубку, после чего с еле слышным вздохом опустился в одно из кожаных кресел.

— Он изумителен! — не сдержалась женщина позади Найджела. Тот улыбнулся со смесью превосходства и снисходительности и покосился на Аллейна. Темные глаза инспектора были прикованы к сцене.

«Воистину, — подумалось Найджелу, гордому своей терпимостью, — воистину старика Аллейна зацепило!» Тут Аллейн приподнял бровь и сжал губы, чем принудил Найджела повернуться к сцене — и испытать, подобно другу, потрясение.

Сюрбонадье, изображавший Бородача, наблюдал за зрителями из глубины сцены. Одной рукой он держался за дверь, через которую вошел, другой теребил грязный платок у себя под бородой. Рот у него был полуоткрыт, как будто он запыхался.

Наконец он заговорил. Все это настолько походило на сцену в гримерной, что Найджел приготовился услышать: «Веселитесь?» Но реплика Бородача поразила его еще больше.

— Наконец-то Крыса забилась в свою нору! — изрек Артур Сюрбонадье.

— Бородач… — прошептал Феликс Гарденер. Большинство актеров постарались бы рассмешить такой репликой зал, мало кто из них попытался бы добиться противоположного эффекта. Феликс Гарденер принадлежал к заведомому меньшинству: он произнес это слово так, что зрители затрепетали.

Бородач вышел на авансцену, держа в правой руке револьвер.

— Ты не убийца, Крыса, — проговорил он. — Убийца — я. Подними руки!

Гарденер медленно поднял руки над головой. Сюрбонадье тщательно его обыскал, удерживая на мушке, после чего, сделав шаг назад, перешел к обличению. Сила его гнева, для сдерживания которой определенно требовались недюжинные усилия, вогнала зал в столбняк. Эмоциональный контакт между исполнителями и аудиторией достиг невыносимой степени накала. Найджелу было сильно не по себе. У него было ощущение, что на сцене разворачивается не высосанный из пальца конфликт выдуманных Бородача и Крысы, а смертельный антагонизм двух реальных людей, по случайности вынесенный на публику. Каррутерс по прозвищу Крыса был его другом Феликсом Гарденером, Бородач — ненавидящим Феликса Артуром Сюрбонадье. Все это было так отвратительно, что Найджел с радостью отвернулся бы от сцены, но сделать это было превыше его сил.

— Вечно ты подстерегаешь меня за углом, Крыса! — надрывался Сюрбонадье. — Что бы я ни делал на протяжении последнего года, ты ставил мне палки в колеса. Ты увиваешься за моей девушкой. — В его голосе появились истерические нотки. — С меня довольно! Я больше не могу, я пришел положить этому конец. Видит Бог, я пришел разделаться с тобой!

— Лучше не сегодня, Бородач. Спору нет, твой план хорош, и мне не хочется тебе мешать, но ты же видишь, мы не одни…

— Что ты несешь?