Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Бесспорно, что они были его таинственными покровителями, влияние которых можно проследить во всех его попытках бегства.

Итак, Жаноль один предстал перед судом присяжных и в течение трех дней, пока длился его процесс, вел себя несносно, он, с редким нахальством, заводил бессмысленные споры и пререкания, однако от этого он ничего не выиграл и его процесс сделался ничуть не интереснее.

Я припоминаю только один удачный его ответ. Когда Шарье, преемник Фише, вызванный в качестве эксперта на суд, высказал, что знаменитая отмычка Жаноля, — эта прелестная игрушка из закаленной стали, прочная, легонькая, удобная, — вполне приходится ко всем взломам в дверях, комодах и конторках, сделанным вором, оперировавшим в белых перчатках.

— О! — воскликнул Жаноль. — Господа эксперты воображают себя очень проницательными, а потому беспрестанно вводят правосудие в заблуждение.

Вот и все. Прения закончились скучной болтовней свидетелей. Но когда присяжные после совещания возвратились в залу и прочли обвинительный вердикт, в Жаноле вдруг проявился светский человек.

Он поднялся со своей скамьи, корректно поклонился и, обращаясь к присяжным, сказал:

— Я намерен поблагодарить господ присяжных заседателей за то, что они не нашли смягчающих вину обстоятельств. Меня приговорили бы к тюремному заключению, а я именно этого не хотел, я предпочитаю идти на каторгу. Вот почему, господа присяжные, я бесконечно вам признателен.

Затем, когда суд, на основании вердикта присяжных, формулировал приговор, — двадцать лет каторги, — и когда председатель обратился к подсудимому с традиционной фразой: «Обвиняемый, вам предоставляется трехдневный срок на подачу кассационной жалобы», Жаноль пожал плечами с чисто бульварной непринужденностью.

— Обжаловать ваше решение? — воскликнул он. — Что за вздор! Я сам положу резолюцию…

Он громко хохотал тем временем, как жандармы уводили его, а на следующий день газеты, передавая отчет судебного заседания, добавляли:

«Очевидно, у него уже готов план бегства; за ним нужно очень и очень наблюдать, так как теперь он вполне способен привести свой план в исполнение».

Однако осуждение, разразившись над Жанолем, по-видимому, прервало линию его удач; он, так же как и другие, спокойно отправился на каторгу, а суровая дисциплина, наверное, укоротила его страсть к побегам.

Жаноль сделался обыкновенным каторжником.

Глава 13 Разбойники больших дорог

Шайка Катюсса имела своих представителей во всех слоях общества; Жаноль, этот элегантный вор в белых перчатках и черном фраке, был, так сказать, представителем светского элемента; Гризон, о котором я намерен теперь поговорить, принадлежал к низшим слоям преступной среды и вполне олицетворял тип бандита с больших дорог.

Этот Гризон во главе шайки отчаянных головорезов в продолжение нескольких месяцев терроризировал Понтмонское предместье; специальностью шайки были ночные грабежи и вооруженные нападения.

Вся северо-западная окраина Парижа долгое время страдала от этих опасных бандитов.

С револьверами в руках они врывались в дома мирных граждан, останавливали среди белого дня прохожих на дороге и встречали жандармов дружными залпами выстрелов.

Гризон, которому едва исполнилось двадцать два года, был наделен замечательной физической силой, а также редкой энергией.

У него была дуэль, оставшаяся памятной в Монмартре и в Шанель. Он дрался с не менее известным Алорто, отейльским убийцей и сообщником Селлера. Ссора вспыхнула между ними из-за первенства; оба претендовали на титул главаря шапельских воров; однажды в каком-то кабаке они выхватили ножи и на глазах товарищей устроили кровавый поединок. На рассвете Алорто был поднят агентами в бесчувственном состоянии. На его теле оказалось восемь глубоких ран, нанесенных ножом.

Можно представить себе, каким авторитетом пользовался такой субъект, как Гризон, среди преступного мира и как ему повиновались.

Арест этого человека стоил невероятных усилий агентам сыскной полиции. Инспектор Гальярд с револьвером в руках и с помощью нескольких агентов только после отчаянной схватки мог задержать его.

Гризон предстал перед судом присяжных и был приговорен к пожизненной каторге за вооруженные грабежи, за покушения на убийства и прочее и прочее, всех его громких подвигов не перечтешь! Однако ему не пришлось отправиться в одиночное заключение, где он должен был ожидать отъезда в Гвиану, — его счеты с правосудием не совсем еще были покончены. Он оказался скомпрометированным в одном новом деле, и его оставили, чтобы добиться хотя бы некоторых разъяснений насчет его сообщников. Вот почему его раза два в неделю возили из тюрьмы Гранд-Рокет, где он был помещен, во Дворец правосудия на допросы к следователю, господину Бедоре. В один прекрасный день его привезли и, по обыкновению, оставили ждать в знаменитой «мышеловке». Он был необычайно тих и спокоен; надзор за ним поручили одному молодому и неопытному жандарму, которого он скоро подкупил прочувствованными речами о своем раскаянии и о злой судьбе, преследующей его.