Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Когда он шел с окровавленными руками, в толпе пробежал ропот гнева и негодования:

— Ах, бедненький господин Росиньоль!

— Смерть разбойнику!

— На гильотину убийцу!

Во имя справедливости я должен добавить, что кровь, которую видели на руках Росиньоля, была в действительности кровью Годара.

В общем, мне все-таки гораздо чаще приходилось защищать моих пленников от поползновений толпы к расправе судом Линча, чем обуздывать ее предубеждения против полиции.

— Друзья мои, прошу вас не трогать их, — говорил я, — эти люди арестованы, они должны быть неприкосновенны…

Наскоро разместив пленников и агентов в фиакры, я отправил всех в ближайший полицейский пост на бульваре Домениль, где снял с них первый допрос.

Я до сих пор еще помню первые слова, сказанные мне Годаром:

— Грязная тварь! Счастье твое, что я думал о моей матери! Я два раза целился в тебя, прежде чем бросить револьвер. Но я не захотел пойти на гильотину, потому что это слишком огорчило бы ее…

Несмотря на это, более чем оригинальное, предисловие, скоро мне пришлось позаботиться о том, который чуть было не сделался моим убийцей…

Как ни был тверд и вынослив Годар, но он вдруг пошатнулся, охваченный невыразимыми муками. Раны причиняли ему слишком сильные страдания.

Я немедленно отправил его в госпиталь и послал агента за нашим врачом, который оказал первую медицинскую помощь.

Годар казался сильно удивленным, что мы не прикончили его, и ничто не может лучше охарактеризовать странных понятий, сложившихся у этих несчастных о полиции, чем его слова.

— Как, — сказал он мне с искренним удивлением, — и вы люди!

Бедняга, должно быть, заметил то чувство глубокой жалости, с которым полицейские относятся к арестованным, для них это уже не опасные злодеи, а побежденные и несчастные.

Годар получил две раны, одну пулю можно было извлечь тотчас же, и эта рана не представляла опасности, но, к несчастью, другая пуля проникла в мочевой пузырь. Раны этого рода часто бывают смертельными, но такие здоровяки, как Годар, очень выносливы, его крепкий организм победил недуг, и Годар, совершенно выздоровевший, мог явиться в окружной суд, где был приговорен только к двенадцатилетней ссылке на каторжные работы.

В сущности, по закону он заслуживал смертной казни, так как стрелял в агентов при исполнении ими служебной обязанности.

Но я находил, что две пули, полученные им, — вполне достаточное наказание, и высказал председателю, что мои агенты слишком быстро выломали дверь и ничто не доказывает, что Годар и его товарищи слышали традиционную фразу: «Именем закона, откройте!»

Среди массы других воспоминаний я выбрал эти два эпизода, чтобы доказать, что героические времена не совсем еще миновали для полиции и что полицейские подвергаются еще и теперь некоторой опасности.

Впрочем, в действительности эта опасность значительно меньше, чем могла бы быть. Дело в том, что за редкими исключениями мошенники обнаруживают удивительную трусость. Страх совершенно парализует их, как только они увидят перед собой представителя власти.

Гризон и Годар были исключениями, а их товарищи почти тотчас же сдавались, оказав лишь для виду слабое сопротивление.

Глава 14 Нумизматик

В марте 1888 года я узнал, что известные антикварии господа Ролин и Фенарден на улице Лувуа были ограблены ночью довольно странным образом.

По всей вероятности, злоумышленники пробрались в дом с вечера и спрятались в маленьком темном чуланчике под лестницей. С наступлением ночи они вышли, поднялись по лестнице до площадки первого этажа, где выбили окно и пробрались в квартиру антиквариев.

Они похитили приблизительно на 500 000 франков медалей и древних золотых и серебряных монет.

Это была замечательная коллекция, здесь были редчайшие римские и греческие монеты, целая серия византийских медалей и, наконец, наиболее дорогие экземпляры старинных французских монет.

Я старался отыскать хоть какую-нибудь безделицу, оставленную вором и позволяющую попасть на его след, и нашел нечто неудобовыразимое и вовсе недостаточное для того, чтобы определить его личность.

Газеты не преминули вышутить эту находку, и я помню, что даже такая серьезная газета, как «Солей», не постеснялась напечатать следующие строки, которые я нахожу в моих заметках:

«Вот здесь-то обнаружился нюх агента. По всей вероятности, полицейский вспомнил историю одного раба, которого обвиняли в краже фиг, но тот упорно отрицал, полагая, что иначе, как вскрыть ему желудок, нельзя узнать его проступка, но его заставили пополоскать рот, и так как в воде оказались зернышки фиг, то вина его обнаружилась.

Агент храбро рассмотрел находку и убедился, что вор ел много чечевицы. На этом основании начались розыски того, кто в доме употреблял этот овощ, некогда сгубивший библейского первенца. Скоро было доказано, что один, только один жилец в доме три дня питался этим блюдом… Виновность его не подлежала сомнению, и был дан приказ арестовать его».