Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Я готов был держать пари на что угодно, что его голова предназначена для гильотины, а все местные газеты называли В. не иначе как убийцей в N-ском лесу, как вдруг нежданно-негаданно мы получаем телеграмму из одного южного городка с уведомлением, что госпожа M. Р., здравая и невредимая и отнюдь не похожая на видение из загробного мира, лично явилась к прокурору республики, в сопровождении господина Г., своего нового возлюбленного.

— Я прочла в газетах, — говорила она, — будто убита моим бывшим сожителем. Я протестую, так как вовсе не желаю считаться мертвой и чтобы из-за меня казнили человека, который сильно меня любил.

Конечно, В. был немедленно отпущен на свободу, а правосудию пришлось разыскивать настоящего виновника.

В этой истории всего курьезнее то, что В., придя со мной попрощаться и поблагодарить за некоторые маленькие снисхождения, которые я для него разрешал, признался мне, что он сам был автором анонимного письма.

Любовница покинула его внезапно, не сказав, куда отправляется, и вот он задумал воспользоваться случайным сходством костюма, а главное, тем, что у убитой была вставная челюсть, чтобы разыскать свою Дульцинею при посредстве правосудия. Потом он уже сам испугался, видя, что все обстоятельства складываются против него и что он действительно может быть признан убийцей, тогда он начал лгать, отчаянно лгать, даже не отдавая себе отчета в свой лжи, и, понятно, все более и более запутывался.

У него была еще другая мысль, довольно подленькая: он хотел навлечь серьезные неприятности на своего соперника господина Г.

На всех допросах он постоянно повторял:

— Почему это должен быть непременно я, а не он убийца?

Он с таким упрямством настаивал на этом пункте, что, несмотря на всю очевидность складывавшихся против него улик, я все-таки приказал разыскать странного поклонника, который точно в воду канул с тех пор, как заговорили об убийстве его дамы сердца.

Кстати, я должен сказать, что некоторые из моих агентов были твердо уверены, что В. убил также и этого человека и что труп его, по всей вероятности, скоро будет найден.

Мне кажется, что не нужно даже иметь пылкого воображения, чтобы представить себе, в какую страшную драму могла превратиться эта юридическая буффонада.

Допустим, например, госпожа M. Р. имела какую-нибудь причину тайно покинуть Францию и что новый друг увез ее в Китай или Японию, допустим также, что оба заехали в такую местность, где по несколько месяцев нельзя найти ни одной французской газеты. Этого времени было бы вполне достаточно, чтобы суд приговорил В. к смертной казни и чтобы она была совершена над невинным человеком.

Однако возвращусь к мирным занятиям начальника сыскной полиции, когда ему не нужно разыскивать убийц.

Наконец, в исходе девятого часа вечера мне удалось пообедать, потом я облекаюсь во фрак и отправляюсь в оперу, где сажусь в кресло, когда начинается третий акт «Гугенотов».

Заметьте, это один из редких, счастливых вечеров для начальника сыскной полиции. Но едва опустился занавес после финального хора:

Vive notre reine!
Vive la plus belfe!
Vive à jamais![8]

как в проходе между креслами партера появляется фигура Дюкрока, моего секретаря, который поспешно пробирается ко мне.

— Что случилось?

— Патрон, вам нужно поскорее возвращаться, — говорит он. — Вы знаете, это касается кантенской шайки. Судебный следователь предоставил вам на всю ночь этих воров, грабителей и разбойников. Их привели довольно поздно, и так как прежде всего их нужно было накормить, мы не успели предупредить вас до вашего отъезда.

Так и быть! Должно быть, самой судьбой суждено, чтобы я не дослушал оперу до конца.

Я спешу в вестибюль, быстро облачаюсь в пальто и следую за господином Дюкроком. Мною как-то сразу овладевает обычная любовь к своему делу и та особая лихорадка, хорошо знакомая полицейским деятелям, когда они чувствуют, что близки к осуществлению намеченной цели. Кантенская шайка! Вот уже около трех месяцев, как в Мазасе содержатся человек двадцать негодяев, наводивших в продолжение нескольких месяцев страх на всю северную окраину Парижа, а нам до сих пор не удалось добиться от них никаких признаний.

Мы знали, что эти молодцы совершили более сотни краж и вооруженных нападений, а только некоторые из них едва-едва сознались в семи преступлениях. Что же касается остальных, то нам недоставало улик.

В конце концов судебный следователь и я были выведены из терпения этой энергичной защитой. По всей вероятности, наши узники нашли способ переговариваться в Мазасе, должно быть, при посредстве знаменитых акустических труб — то есть ватер-клозетов, которыми пользовались Менеган и участники шайки Катюсса, приготовляя свои планы бегства.

Все они, точно по уговору, замкнулись в упорном молчании. Судебный следователь, видя, что ничего от них не добьется, предоставил их мне.

— Постарайтесь хоть что-нибудь на них навлечь в вашей полицейской лаборатории, — сказал он.

Я потребовал, чтобы их доверили мне на всю ночь и до следующего утра не отправляли в Мазас.