Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Белье, платья, вещи в беспорядке валялись на постели, все ящики и комоды были открыты и, видимо, перерыты, в особенности зеркальный шкаф подвергся разгрому. На полу валялись бумаги и письма, должно быть, наскоро просмотренные грабителями.

Все мы были того мнения, что здесь таится какая-то страшная, таинственная история и что преступление вполне возможно.

Эта последняя гипотеза с особенным энтузиазмом была принята местным комиссаром полиции, — он был накануне отставки, а ему ни разу за всю свою карьеру не случилось вести следствия по важному уголовному делу. Он с радостью предвкушал новое преступление, вроде дела Гуффре, которое немножко выдвинет его личность на вид и, быть может, отсрочит его выход в отставку.

В показаниях привратников был один вполне ясный пункт, внушавший особенно сильную тревогу. Они утверждали, что видели госпожу X., возвратившуюся с четырьмя подозрительными субъектами, но при этом категорически уверяли, что не видели ее выходившей вместе с этими людьми. После ухода страшных гостей привратница поднялась и позвонила у дверей госпожи X., но ответа не дождалась. Тогда привратники решили ждать прихода возлюбленного исчезнувшей дамы, который постоянно возвращался со службы в седьмом часу вечера.

К несчастью, он в тот день забыл взять с собой ключ и не решился призвать слесаря, чтобы взломать замок в квартире, которую, в сущности, он не мог назвать своей.

Мы подробно вносили все детали в протокол и продолжали обыск. Между прочим, на комоде мы нашли маленькую полуоткрытую шкатулочку, в которой оказалось 400 франков золотом. По какой-то непостижимой оплошности воры пренебрегли этой добычей.

Странное дело, ведь не могли же они не заметить этой шкатулочки, поставленной на видном месте, на комоде, и полуоткрытой так, что в ней виднелось золото.

Очевидно, грабеж не был побудительной причиной преступления.

Вдруг сопровождавший меня Гербен, который обладал удивительной способностью производить обыски, приподнял матрас и заметил, что он на двойной подкладке.

— Ба, патрон! — воскликнул он тоном парижского гавроша. — Все объясняется — это магазинная воровка!

Действительно, за двойной подкладкой матраса были найдены сто дюжин кусков шелковой материи различных цветов, чулки, зонтики, перчатки и прочее. На всех этих вещах оставались еще этикетки магазина, где они были взяты.

— Знаете, патрон, — продолжал Гербен, — барынька просто-напросто под арестом.

Разумеется, возлюбленный дамы с негодованием протестовал, но чем больше я вдумывался в обстоятельства дела, тем больше убеждался, что мой секретарь прав. Мы наскоро отправили одного агента за справками к комиссару полиции, в ведении которого находились главнейшие модные магазины. Гербен угадал как нельзя лучше: госпожа X., которую ее друг сердца считал уже мертвой, быть может, разрезанной на куски и отправленной в лучший мир в сундуке, подобно несчастному Гуффре, благополучно сидела в арестном доме.

«Непрезентабельные и подозрительные субъекты, которых она привела к себе, были: комиссар полиции того участка, в котором она была поймана, его секретарь и два агента.

Наконец разъяснилось и то обстоятельство, почему привратники не видели, как госпожа X. вышла из дому. Несчастная арестована и желала только одного: чтобы привратники не видели ее в сопровождении полицейских. Она упросила комиссара полиции позволить ей быстро и незаметно выйти из дому, тем временем как два инспектора, подойдя к сторожке привратников, отвлекут их внимание. Она воспользовалась этим моментом и незаметно проскользнула за ворота.

Этот страх дурного мнения своего привратника чрезвычайно развит у парижанина. Мне случалось видеть людей, которые уже по два месяца находились в тюрьме, но упрямо отказывались указать свое местожительство единственно из боязни, чтобы привратник не узнал, что они под арестом.

Эта история доказывает, что в парижской полиции в том виде, как она нынче организована, есть большой недостаток, который, однако, было бы очень легко исправить.

Очевидно, что ни прокурор республики, ни начальник сыскной полиции не побеспокоились бы ехать из-за мнимого преступления на квартиру женщины, которая была арестована и посажена под арест, если бы было заведено правило составлять каждое утро подробный список лиц, почему-либо арестованных накануне, и рассылать эти списки префекту, прокурору республики, начальнику сыскной полиции и комиссарам тех участков, где имели жительство лица, заключенные в арестный дом.

Это простая, отнюдь не обременительная формальность, которая, без сомнения, со временем будет принята, не только устранит водевильные приключения, вроде вышеописанного, весьма невыгодно отражающиеся на престиже правосудия и полиции, но в неизмеримой степени облегчит ведение судебных следствий.

В сущности, ничтожный расход, сопряженный с составлением этих списков, в результате принес бы казне весьма значительные сбережения. Так, например, мне не пришлось бы исколесить пол-Европы за Гутентагом, мнимым сообщником Пранцини, если бы я знал, что разыскиваемый субъект преспокойно сидит в Мазасе.