Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Пранцини не только соблазнил дочь, но очаровал и мать. Что касается дочери, то она отдалась ему всецело. Вот, что она писала ему:

«Великий Боже! Когда я подумаю, что я отдалась вам безвозвратно в тот роковой день, я содрогаюсь от страха: вы никогда не захотите мне верить, что это единственно потому, что я любила первый раз в жизни и была так ослеплена моей любовью, что не могла отказать вам ни в чем. Мне следовало держаться от вас подальше, пока вы не дадите слова на мне жениться… Я сделала страшную ошибку, о которой должна буду горько пожалеть, если только вы не приедете в Нью-Йорк и не докажете, что это не так ужасно…

О, если бы я могла опять чувствовать себя в ваших объятиях и если бы я могла вам высказать, как я вам верна!

Моя мать удивляется моей глубокой любви к вам, но она верит в фатализм и думает, что я хорошо делаю, следуя влечению моего сердца».

Затем молоденькая американка объясняет, почему у нее вспыхнула к нему любовь.

«Я была очарована в тот вечер, когда вы долго рассказывали мне о своих победах над противниками и когда я попробовала ваши железные мускулы на руках.

Я не люблю жирных и вялых мужчин, у которых нет мускулов и которые походят на женщину. Но в вас есть то, что мне нравится: мужественная сила и здравый смысл.

Я живу в сладкой надежде, что вы приедете сюда. Помните, что я люблю вас и вам верна».

Итак, этот авантюрист нашел возможность быть представленным родителям своей возлюбленной, и те смотрели на него как на будущего зятя… Свою американку он совершенно очаровал… Недаром же доктор Бруардель говорил на суде о его замечательной физической силе!

Пранцини, желая еще больше воспламенить свою возлюбленную, написал ей от имени своего друга господина Z., «что он тяжело ранен на дуэли». Встревоженная американка тотчас же ответила ему следующим посланием:

«7 марта 1887 года, 11 часов 45 минут вечера.

Мой дорогой, милый, любимый!

Сегодня я получила страшную весть о вашей дуэли. Когда я прочла эти слова: «бедный Анри лежал в постели, вот уже скоро два месяца», я задрожала всем телом, а мое сердце забилось так сильно, что я почти могла его слышать. Никогда еще я не читала по-французски так быстро, как этот раз, и только тогда, когда дошла до фразы: «теперь он вне опасности», я перестала дрожать и от всего сердца поблагодарила Бога, что он спас вам жизнь. Бедняжка мой, как, должно быть, вы страдали!

Какая скверная и страшная вещь дуэль. У нас она не принята, когда мы ссоримся, то вместо шпаг пускаем в ход языки… Я хотела бы знать все подробности. Куда вы были ранены? Оправились ли теперь? Меня мучит смертельная тревога, что вы можете снова получить вызов. О, мой дорогой, прошу вас, умоляю на коленях, не рискуйте своей жизнью. Вспомните, как я вас люблю. Что я могу сказать, чтобы дать вам почувствовать мою энергию, мою преданность, верность, а также мою уверенность в вашей счастливой будущности? Если я говорю вашу, то разумею и мою также, не правда ли?

Я до сих пор не могу успокоиться, и от всей души желала бы быть теперь около вас, чтобы ухаживать за вами во время этой долгой и скучной болтовни. Одно только меня утешает, что около вас находится ваша мать. О, как я страдала, не получая от вас вестей! Я только не хотела показывать вам, как я огорчена этим долгим молчанием. Но не странно ли? Я все время думала, он болен, слишком слаб, чтобы писать, и я была права! Не знаю, что со мной было бы, если бы я не получила сегодняшнего письма.

Передайте вашему другу мою глубокую благодарность за его длинное письмо, в котором он все мне рассказал.

Я снова счастлива и благодарю Бога. О, как меня тронуло то, что в бреду вы часто повторяли мое имя.

Жизнь недаром была вам спасена».

В этой странной интриге с молоденькой экзальтированной американкой, которая мечтала выйти замуж за Пранцини, быть может, таился главный мотив страшной резни, совершенной им. Это письмо, полученное накануне преступления, по всей вероятности, подтолкнуло его. Ему нужно было во что бы то ни стало уехать в Америку, так как там он мог жениться на богатой девушке, которая его любила, но на дорогу нужны были деньги, и вот он решился на убийство, чтобы достать их.

Это тем более правдоподобно, что на следующий день после преступления его первой заботой, вместо того чтобы подумать о своей безопасности, было послать своей американке следующую телеграмму:

«Совершенно оправился. Уезжаю с матерью в Ниццу. Пишите туда. Анри».

Но это был не единственный роман нашего узника. У него оказались еще два других пакетика писем весьма пикантного содержания и открывавших неожиданные горизонты слабостей женского сердца.

Заметьте, что из любовниц Пранцини я упоминаю здесь только о тех, которые действительно принадлежали к порядочному кругу.

Между прочим, была одна дама-англичанка, которая могла бы служить наглядным примером того, что и на туманных берегах Темзы пылают иногда тропические страсти. Вот что она писала своему другу сердца.

«Дорогой мой.

Где вы? Вероятно, теперь еще спите? Всю нынешнюю ночь мысль о вас не давала мне покоя.