Эта программа или рецепт должны быть весьма общими по своему характеру. Ребенок, родившийся в Гуанчжоу, вырастет и будет говорить на кантонском диалекте китайского, родившийся в Будапеште выучит венгерский, а родившийся в Глазго будет говорить на английском (хотя, возможно, с акцентом, который непонятен для некоторых из его сограждан). На первый взгляд, между китайским, венгерским и английским мало общего. Тем не менее, как утверждает Хомский, у всех этих языков должна быть некая общая структура.
Как только ребенок приобретает способность говорить на языке, у него быстро развиваются сильные, надежные и быстро действующие инстинкты, позволяющие отличать то, что в языковом плане позволено, а что — нет. Достаточно странно, однако, что пользователи языка не всегда могут объяснить свои интуитивные представления. Похоже, что они следуют правилам бессознательно. Рассмотрим следующий пример: большинство носителей английского не скажут «Черная, внушающая ужас, большая вагонетка потеряла управление» (The black, terrifying, large trolley was out of control). Такое высказывание кажется немного неправильным, некорректным в лингвистическом отношении. Скорее всего, они сказали бы так: «Внушающая ужас большая черная вагонетка потеряла контроль» (The terrifying, large, black trolley was out of control). Но почему порядок слов в этом последнем предложении правильный? Большинству людей было бы сложно быстро ответить на этот вопрос. На самом деле, скорее всего, им было бы сложно дать точный ответ и в том случае, если бы им дали время подумать над этим вопросом[138]. Правила, которые мы каким-то образом усвоили, являются сложными и запутанными. Если взять предложение «Бесцветные зеленые идеи яростно спят», мы, видимо, знаем, что должен работать порядок «Прилагательное, прилагательное, существительное, наречие, глагол», но не порядок «наречие, глагол, существительное, прилагательное, прилагательное».
В 1990‑е годы один из студентов Хомского в Массачусетском технологическом институте, Джон Микаил, задался вопросом о том, можно ли лингвистическую модель перенести в область нравственности, и занялся изучением параллелей с примерами из вагонеткологии.
Если бы существовала явная параллель, можно было бы ожидать того, что у детей будут те же интуиции в сценариях с вагонетками, что и у взрослых. Именно к такому результату и пришел Микаил. Вслед за психологом Джонатаном Хайдтом он стал называть детей «интуитивными юристами», хотя для Микаила, исследователя права, это положительный эпитет, а для Хайдта — иронический[139]. Дети высказывают поразительно сложные моральные суждения, в которых находит отражение не только мораль взрослых, но и сложные правовые системы. Дети трех и четырех лет используют идею интенциональности для того, чтобы провести различие между двумя действиями с тождественными последствиями, например, ситуации, когда один человек случайно толкает другого, сбрасывая его с моста, и той, когда он делает это намеренно. То же самое различие проводит и обыденная мораль, и право. Дети в возрасте четырех-пяти лет понимают уже намного более сложное различие, которое опять же сходно с юридическим различием между фактической ошибкой и юридической. Так, машинист вагонетки может наехать на какое-то препятствие, полагая, что это листья, и не понимая, что это человек. Это была бы фактическая ошибка, которая может выступать извинением. Если существовали достаточно убедительные основания для такой ошибки, их можно считать важными для определения вины машиниста. Но если машинист вагонетки говорит, что он отлично понимал, что на дороге привязан человек, но ошибочно полагал, будто допустимо наезжать на людей, тогда это юридическая ошибка, и она вряд ли может быть признана смягчающим обстоятельством.
Согласно соответствующей концепции, врожденная моральная структура должна действовать на достаточно абстрактном уровне, точно так же, как язык. У наших правил нет какого-то конкретного содержания (вроде «не оскорбляй свою тещу»), так что в нравственности могут быть некоторые локальные различия — точно так же, как есть они и между языками. Возможно, универсальным законом языка является то, что правильное грамматическое высказывание должно содержать подлежащее, сказуемое и дополнение, однако порядок, в котором они соединяются друг с другом, в разных языках разный. Примерно так же между разными культурами могут быть определенные различия в нравственности. В одном исследовании, проведенном в Индии, изучалась роль социальных и культурных ожиданий в суждениях, выносимых в сценариях с вагонетками. Когда действующего в сценарии агента относили к касте ученых (брахманам), участники не желали, чтобы он сталкивал кого-нибудь, чтобы спасти пять жизней; но они гораздо чаще одобряли такое действие, когда агент принадлежал к касте воинов (кшатриев). Тем не менее утверждается, что глубинные абстрактные правила (например, «не причиняй намеренно вреда невинному») являются всеобщими.