Убили Гангрену

— А что мне там делать? Голову забинтовали, гипс на руку наложили, уколов в зад насовали, рецепты на руки получил. Не могу я протирать казенные простыни да жрать халявные харчи.

— А кто тебе будет готовить?

— Как-нибудь перебьюсь. У меня ресторан под боком, буду заказывать обеды и ужины на дом.

Игорь обещал заскочить к нему, Малышев удивился: кто мог о нем вспомнить, друзей Малышев домой не приводил, он не любил показывать свою холостяцкую квартиру не потому, что она была не убрана, нет, за чистотой Олег Павлович следил, с пылью и грязью боролся, как с заклятым врагом. Просто ему не нравилось, когда гости удивлялись голым стенам и спартанской обстановкой квартиры. Единственное достояние — был «Панасоник» и книжный шкаф, заполненный до отказа литературой по уголовному праву и криминалистике.

Он открыл двери и в недоумении застыл на пороге.

— Войти можно, товарищ майор? — перед ним стояла женщина его мечты.

— Иришка? — Малышев почему-то заговорил шепотом. — Ты?

— Не ожидал? — она подарила ему ослепительную улыбку. — Не могла же я оставить больного без внимания. Ну что, так и будешь держать меня на лестничной площадке?

— Прости… Заходи, пожалуйста. У меня, конечно, как у любого холостяка, небольшой бардак, но я надеюсь на твою благосклонность и понимание. Ты не осудишь меня…

— Ни в коем случае, — шутливо ответила Ирина, — давай, показывай свою холостяцкую берлогу.

Берлога оказалась из трех комнат чешской планировки, с прекрасной лоджией, с видом на Волгу.

— А тут в общем-то неплохо. Просторно. И вид из окна великолепный. Женской руки явно не хватает. Вот здесь, — она указала на стену, — я бы повысила какую-нибудь картину. Левитана, например, или Куинджи.

— На подлинники пока нет средств, — улыбнулся Малышев, не отрывая взгляда от любимой женщины, — а копии я не люблю.

— Какая разница? — пожала плечами Ирина. — Если копия выполнена рукой на стоящего мастера, она, как и подлинник, радует глаз.

— Возможно. Я как-то не думал об этом.

— Кухню покажи.

Малышев молча указал рукой в сторону кухни. Его охватило такое волнение, что голос пропал, и все слова растерялись.

— О! — воскликнула Ирина, оглядев шкафы. — Тут можно три месяца жить, не заглядывая в магазины. Что тебе приготовить на ужин.

Олег Иванович стоял на пороге кухни, опираясь плечом о косяк и молча любовался хрупкой подвижной женщиной, ворвавшейся в его холостяцкую жизнь. Если бы не авария, она даже не взглянула бы в его сторону. А теперь снизошла до того, что собирается кормить его ужином! Вот она — превратность судьбы! Что, что ему теперь делать? Вот она — рядом, женщина, о которой он столько лет страдал, проводил бессонные ночи в мечтах о ней! Только работа спасала от глупостей, да еще каких! Одно время ему казалось, что вышибают клин клином. Не отвечает взаимностью одна женщина — надо найти другую! И находил. И не одну. Но душевного удовлетворения не находил. Ему опротивели случайные тайные встречи с женщинами, он замкнулся, отдалился от друзей, одно время пристрастился было к спиртному, но характер взял верх над слабостью. Больше всего он любил свою работу и менять ее на стакан водки — это не входило в его планы. Цель была поставлена четко и ясно: все для службы. Не получилось с личной жизнью — не надо. А тут вдруг случилась авария и она, Ирина, своим приходил в один момент сломала устоявшийся порядок.

«Лучше бы я умер, — с горечью подумал Малышев, — а Петька… Петьке — жить да жить, парень собирался поступать в юридический институт, у него была любимая девушка, осталась не совсем здоровая мать, о которой он нежно заботился…»

— Ты не ответил, Олежка, — Ирина уже по-хозяйски включила газовую горелку, — что приготовить на ужин?

— Не беспокойся, я не голоден…

— Не стесняйся, мне не составит труда сварганить ужин. Я вижу — тушенка есть, макароны. Хочешь макароны по-флотски? Игорю нравится, как я готовлю. Правда, теперь когда с нами живет баба Дуся, вся готовка на ней, она меня не подпускает к плите, боится остаться не у дел.

— Ирина… — Малышев трудно подбирал слова, — ты пришла меня пожалеть?

— Нет, — она налила воду в кастрюлю и поставила на огонь. — С чего вдруг такой вопрос? Мы с тобой давние друзья. При чем тут жалость? А если бы я оказалась на твоем месте? Представь себе такую ситуацию: я вся переломана, больна, лежу одна в пустой квартире, даже стакан воды некому подать… Неужели ты, узнав о случившемся со мной несчастье, не пришел и не помог мне?

— Я? Бегом прибежал бы…

— Вот сам и ответил на свой вопрос.

— Ирина, я оказался не в такой ситуации, какую ты нарисовала. И вполне стакан воды могу взять сам. Неужели я такой жалкий?

— Жалкий? — удивилась Ирина. — Не жалкий, ты просто обездоленный. Почему бы тебе не найти себе женщину? Сам знаешь, сколько на свете одиноких женщин. Возьми да осчастливь одну…

— Зачем этот разговор? Ты прекрасно знаешь мое к тебе отношение…

— Я знаю, — перебила его Ирина, бросая в закипевшую воду макароны, — ты мой друг.

— Нет, я тебе не друг, — неожиданно жестко ответил Малышев и, неловко повернувшись, задел о косяк больную руку, — о, черт!