Убили Гангрену

Ирина быстро перескочила через порог и захлопнула дверь, все еще при ходя в себя от пережитого страха, а затем вошла следом за Натальей в дальнюю комнату огромной квартиры. Когда-то это была коммуналка на восемь семей, но папа у Наташки был мужиком изворотливым и еще при советской власти сумел занять четыре комнаты, а два года назад он просто выкупил остальные, провернул это так ловко, что соседи даже не поняли, как оказались расселены по разным домам. Одного больного алкоголика он устроил в дом инвалидов, остальным купил по комнате. Потом последовал шикарный ремонт и жить бы в этой красоте, не тужить, но Наташка нашла себе красивого кавказца, отец с ним не поладил, кавказец оказался пылкий, в пылу очередной ссоры он пырнул тестя ножом. Теперь Наташка жила одна. Отец умер на операционном столе, а пылкий кавказец отправился на двенадцать лет на лесоповал.

Наташка была натурой романтичной, ее тянуло к художникам, поэтам. Барды со всего города съезжались к ней, часто жили неделями совсем незнакомые люди. Это ее не раздражало, она всем была рада, всех старалась обогреть и накормить. И каждый, кто бы у нее не появился, был чрезвычайно талантлив, только ему нужно чуточку помочь, чтобы и другие люди это заметили. Ирина встречала здесь и нескольких гениев, которые, впрочем, на нее не произвели ровно никакого впечатления. Наверное, эти гении еще не сумели раскрыть перед окружающими свою гениальность.

— Ирэн, я сейчас познакомлю тебя с гениальным поэтом, — тихо заговорила Наташка.

— Опять с гениальным, — усмехнулась Ирина.

— Ты не смейся, мальчик, действительно, гений. Только еще никто об этом не знает.

— Понятно. А он об этом знает?

— Я такие вопросы не задаю. Раздевайся и сама увидишь, что я права.

Ирина Сняла пальто и шляпку, Наташка тут же утащила куда-то одежду и завела ее в комнату, в которой из-за табачного дыма ничего не было видно.

— Мальчики, — возмутилась Наташка, — дверь балконную откройте! Человек с улицы задохнется. Давайте, так! — затараторила она, — вы все пока посидите на кухне, там всем хватит места, а я здесь проветрю и наведу порядок.

Первым поднялся с дивана бородатый парень неопределенного возраста с болезненной желтизной на лице. Он криво улыбался, держа в руках гитару. За ним потянулся высокий, неряшливо одетый очкарик, сутулясь и прихрамывая.

Этих двух Ирина уже раза два видела. Тот, что с гитарой, писал какие-то заумные стихи про канализацию, раздавленных автомобилями собак и черных тараканов.

Ирина такую поэзию не понимала и гениальности в ней не ощущала. Второй был художником. Его картины она тоже понять не могла, но с ним не спорила. Просто Левитан был ей ближе и приносил больше наслаждения.

Лицо третьего парня было ей, явно, знакомо, но кто это, она никак не могла припомнить.

— Так, — щебетала Наташка, — с Женькой и Вадькой ты уже знакома. А вот и наш Паша. Знакомься, Ирэн. Это Шаров Паша. Поэт. Пишет потрясные стихи!

Шаров смущенно встал с дивана и поклонился. Теперь она вспомнила его. Это то самый поэт, которого они с Игорем совсем недавно слушали. Его стихи доставили ей огромное удовольствие, и она долго была под впечатлением встречи с поэтом.

— Я вас уже знаю, — Ирина протянула поэту руку. — Мы с мужем ходили в библиотеку и слушали ваше выступление. Нам очень понравились ваши стихи.

— Спасибо, — Шаров пожал не очень сильно ей руку и на несколько секунд задержал дольше положенного. — Я очень рад, что стихи понравились…

В комнате воцарилось молчание. Что еще могла сказать Ирина незнакомому человеку? Он тоже не находил нужных слов для продолжения разговора.

— Чего стоите? — влетела в комнату Наташка. — Идите на кухню, там ребята пьют шампанское.

— Я не хочу шампанского, — ответил поэт. — Я предпочитаю пиво.

— Твой любимый «Портер» в холодильнике. Открывай и пей.

— Как вы относитесь к «Портеру»? — спросил Ирину Шаров.

— Никак. Я его никогда не пила.

— Тогда нужно попробовать.

Они сели за стол в уголке, стали пить пиво прямо из бутылок. Женька, певец канализации и тараканов, читал нараспев новые стихи, но они не отличались от старых ни темой, ни размером, ни рифмой. Ирине скучно было его слушать. Вадим цедил из фужера шампанское и в такт кивал головой, периодически восклицая:

— Здорово, Женюр! Здорово!

Шаров не слушал, он просто сидел, пил пиво и смотрел на новую знакомую.

— Вам нравятся стихи Жени? — спросила Ирина тихо.

— Мне нравится «Портер», — Шаров опустошил бутылку и поставил ее в угол. — И нравится смотреть на вас. А вы давно знаете Наташу?

— Вместе учились в школе?

— Понятно. А то я все думал, каким шальным ветром вас занесло в это притон.

— А вы?

— Меня привел Женя. Мы с ним давно познакомились на почве поэзии. Я тогда еще и стихов толком писать не умел.

— Может быть вы мне что-нибудь прочтете?

— Не здесь.

— Комнат много, можно читать в любой, — ляпнула вдруг Ирина и покраснела.

— Согласен. Мои стихи Жене не нравятся и я не хочу его раздражать.

— Мне его стихи тоже не по душе. Может быть я ничего в поэзии не смыслю?

— Вы Ахматову понимаете?

— Конечно.

— А Бродского?

— И его тоже. Но не все принимаю.