Читаем Убю король и другие произведения полностью

Он еще только поворачивался, когда открылась вторая дверь, и он увидел опершуюся о притолоку Элен Эльсон — она улыбалась ему, совершенно нагая, и ее прозрачная розовая кожа будто таяла под беспощадным светом ламп.

Казалось, вместе с бородой, пенсне и платьем, ничем не отличавшимися от тех, что носил весь мир, Маркей сбросил и последнее воспоминание об этом мире.

Остались только двое: мужчина и женщина, друг против друга, свободные ото всего — навеки.

Для человека, убежденного, что числа ничего не значат, не есть ли двадцать четыре часа настоящая вечность?

Слетевшее с их губ: Наконец-то одни, — могут произнести только мужчина и женщина, готовые пожертвовать всем, чтобы оказаться в объятиях друг у друга.

— Возможно ли…? — прошептали они, но поцелуй прервал вопрос на полуслове.

Однако холодная ирония не желала отпускать Маркея, даже скрывшегося под слоем червленой пудры и индейской боевой раскраской: в конце концов, подобный маскарад — и Маркей вдруг остро это почувствовал — был так же смешон, как и его прежняя личина светского льва.

— Одни? Наконец-то? — горько усмехнулся он, отталкивая Элен. — А эти семеро девиц, что сейчас войдут — а доктор, что подсматривает в скважину?

Элен усмехнулась в ответ — надтреснутым смешком уличной девки, а лучше них смеяться не умеет ни один из смертных.

— Твои избранницы, подумаешь! Держи, — и, взяв с кровати, она метнула в грудь Индейцу что-то холодное, похожее на маленький кинжал, — вот ключ от твоей дамской кладовой! Уж он-то их не выпустит! Я сохраню их для тебя, а он послужит им охраной. Но эти женщины — мои, ведь и ты сам принадлежишь лишь мне одной! Однажды босоногий господин, закутанный в монашескую рясу; спросил меня: Сколько вас было? Так вот, ответ простой: меня семеро! Достаточно вам этого, мой дорогой Индеец?

— Но это безумие! — воскликнул Маркей, наряду с иными бесконечностями, похоже, готовый исчерпать и безграничное терпение. — Тебя увидит доктор… он узнает…

— Я захватила свою маску, — сказала Элен.

— Какая предосторожность! И много ли есть женщин, которые их носят? Или никто не знает, что мисс Эльсон часами носится на гоночном автомобиле?! Тебя узнает кто угодно, а Батубиус и подавно.

— Но мои маски розовые, а эта черная!

— Вот уж поистине… женский довод.

— И потому он ничего не стоит? Послушай, это маска одной из приглашенных дам, там у троих еще такие, сейчас так носят… Да что с того — пусть видит, ему это пойдет на пользу! И если я надену маску одной из твоих женщин, тебе будет казаться, что это ее лицо ты покрываешь поцелуями… А мне — что я отрезала ей голову… К тому же… я не такая, как они — не хочешь же ты, чтобы я осталась совершенно голой!

И она спрятала лицо в складках черного бархата — только поблескивали глаза и зубы.

Через секунду раздался глухой щелчок, и седины Батубиуса, точно первый иней, окрасили мутное окошко в конце зала.

— Итак, Индеец, — шутливо обратилась к нему Элен, — Наука следит за вами, Наука с большой буквы — не правда ли, это прописное Н ужасно напоминает гильотину?..

Маркей старался не терять самообладания:

— В конце концов, уверена ли ты, что я и есть тот самый Индеец.? Быть может, я и стану им… но потам.

— Ты прав, — сказала Элен, — я ничего не знаю — ты станешь им, и больше им не будешь… ты будешь больше, чем Индейцем.

— Больше? — задумался Маркей. — Что это значит? Похоже на ту тень, недостижимую… во время гонки… Больше того, ее нельзя поймать, она все время ускользает — по ту сторону бесконечности, точно бесплотный призрак…

— Вы были этой Тенью, — сказала Элен.

И он обнял ее, машинально, словно чтобы почувствовать в руках хоть что-то осязаемое.

Их обволакивал аромат еще живых роз Вечного Движения — несколько цветов стояли рядом в тоненьком стеклянном рожке.

Подобно листьям лаврового венка, зябко подрагивающим на ветру, имя того существа, которое должно было открыться «по ту сторону Индейца», несмело выскользнуло откуда-то из небытия и предстало перед глазами Маркея:

— СУПЕРСАМЕЦ.

Часы пробили полночь. Элен прислушалась к последним раскатам старинного боя:

— Уже? Что ж… дело за вами, мой повелитель.

И, точно им отказали силы, они упали навстречу друг другу, их зубы заскрежетали, а впадинки на груди — они были идеально одинакового роста — сжались, точно присоска, и с шумом разошлись.

Они любили друг друга, точно отправлялись в длинный и опасный путь, в свадебное путешествие, пролегающее не по обжитым уютным городам, а по необъятной и неизведанной территории Любви.

Когда они только сплелись в объятьях, Элен с трудом удержалась, чтобы не закричать, ее лицо исказила гримаса муки. Чтобы как-то подавить пронзительную боль, она сжала зубы, до крови закусив губу Индейца. Маркей был прав, когда утверждал, что все женщины девственны, и его правоту пришлось подтверждать Элен, но, несмотря на страшную рану, она не издала ни звука.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза