Убю король и другие произведения

Она точно всем телом нащупывала дорогу к забытью, прочь от снедавшего ее пламени, и губы Элен нашли губы Индейца…

О боли она больше не вспоминала.

До полуночи им оставалось всего полчаса, и этого хватило для того, чтобы низвергнуть означенный порог человеческих возможностей…

82,

аккуратно вывел Батубиус.

Когда они закончили, Элен села на диване, поправила волосы и неприязненно взглянула на своего любовника:

— Приятного было мало, — отчеканила она.

Мужчина подобрал отброшенный веер, приоткрыл его и с размаху хлестнул ей по лицу.

Точно хищница, она спрыгнула на пол и, выхватив из буклей орудие немедленной мести — длинную шпильку в виде меча, — размахнулась, метя прямо в глаза Маркея, светившиеся напротив.

Индеец прибегнул к давно испытанному методу; его глаза способны были защититься сами.

Под тренированным взглядом гипнотизера женщина рухнула на ковер, не успев опустить воздетое оружие.

Рука, поблескивая своим стальным отростком, так и осталась занесенной в яростной судороге.

Тогда Маркей едва коснулся пальцем между бровями Элен — и она тотчас проснулась: их время вышло.

X Кто ты, живое существо?

Полночь отмерила двенадцать часов на ветхом люрансском циферблате, и их некогда грозные куранты сейчас едва позвякивали, точно железный наконечник костыля, что прыгает и дребезжит по мостовой.

От этого земного звука Элен, начавшая было снова засыпать, теперь уже естественным сном, немедленно очнулась. Она считала всхлипывания часового колокола:

— Ха-ха! Тоже мне, человеческие силы! — злобно усмехнулась она, слегка раздраженная таким жалким вторжением мирского; и, свернувшись калачиком от этого смешка, все же уснула, с улыбкой на губах.

Скрипнула дверь.

В проеме показался доктор.

Батубиус несколько секунд не мог прийти в себя, ослепленный повсеместной белизной электрических ламп, зажженных во всех углах огромного зала точно свечи на алтаре торжественного венчания, и опьяненный запахом любви.

На медвежьей шкуре лежала женщина в маске, с вздернутыми от наслаждения сосками и еще подрагивающими растопыренными пальцами рук и ног — ее прорывавшийся сквозь дрему смех казался приглушенным хрипом…

Пурпурная тень Индейца — голая, мускулистая и бесстыдная — точно магнит метнулась к этому одетому, убеленному сединами и изуродованному клочковатой бородой бабуина созданию, переступавшему порог, не сознавая, что же за границу оно нарушает.

И рыком зверя, потревоженного в своем логове, Суперсамец приветствовал Батубиуса той же фразой (а иначе тут и не скажешь), которой в «Тысяче и одной ночи» ифрит Гром Грохочущий встречал посланника визиря:

— Кто ты, живое существо?

На галереях сверху уже толпились невесть откуда взявшиеся зеваки, а музыканты, едва заметные, точно сверчки в коробке, уныло стрекотали в дальней гостиной, на другом конце уходившей в бесконечность анфилады, которая открылась за распахнутой Батубиусом дверью.

XI И более того

Голый, отливающий бронзовой киноварью Индеец был унесен волнами подхватившей его толпы — так захватывает шумная толчея чемпионов, актеров или королей.

В сиянии гирлянды залитых светом гостиных нервно взлетали смычки, пытаясь вырвать из-под покорных струн нечто вроде Те Deum[11] отчаявшейся страсти.

Могильно-черный фрак, расцвеченный роскошной клумбой неряшливо подстриженных орденских ленточек, где, точно сорняк, пестрели «За заслуги в сельском хозяйстве», ринулся к Маркею — скрываясь под своей фальшивой красной кожей, тот узнал запутавшегося в громоздком одеянии Треклята.

— Сокращение народонаселения отныне — пустые слова, — заламывая руки, лепетал сенатор.

— …пустые слова… — чуть ли не подпел ему эхом генерал.

— Родина может рассчитывать на сотню новых защитников каждодневно, — возопили они, теперь уже хором.

— На восемьдесят два, — поправил их, слегка заикаясь, Батубиус. — Но когда достопочтенный Индеец соблаговолит чуть поднапрячься, то, считая всего-то по шести в час, за сутки мы наберем аж сто сорок четыре рекрута!

— Хм, гросс, — подытожил заправский счетовод Треклят.

— Опт и от меньших партий считают, — кивнул генерал.

— Но при желании и эти цифры можно множить при помощи искусственного осеменения, — не унимался воодушевившийся доктор. — Для этого не нужен даже…

— Автор, издателем которого вы только что выступили! — смешались с хохотом чьи-то голоса.

— Нельзя ли отложить часть тиража? — цинично осведомилась Генриетта Цинн; никто и не заметил, как она вошла.

В ответ на все эти вопросы и предложения Индеец лишь спокойно покачал головой:

— Нет.

— Что такое? — проворчал генерал. — Он не хочет делать детей? Тогда кто, если не вы, мой друг?

Индеец, по-прежнему не проронив ни слова, бесстрастно обвел взглядом столпившихся вокруг гостей, воздел палец и наставил его на усаженную звездами и млечными путями грудь Треклята.

— Попытки — вечный удел несовершенства, — философически заметила Генриетта Цинн.

И Индеец, беспокоившийся об Элен и ее инкогнито, которое было не так-то просто соблюсти, поспешно вышел. Он бросился в зал, который, выходя, предусмотрительно запер на ключ.