Убивство и неупокоенные духи

Брокуэлл молод, хоть и стал старше с прошлого фильма. Он романтик. Умный романтик. В нем нет ничего от д’Артаньяна. Его армейские начальники сочли канцелярскую должность наиболее подходящей для такого, как он, то есть человека образованного и подслеповатого. А он решил, что хочет испытать военную службу не с точки зрения канцелярской крысы (только с более пышным названием), но с точки зрения мужчины и воина. «Любой мужчина плохо думает сам о себе, если не бывал солдатом», – сказал некогда доктор Джонсон[57], а Брокуэлл очень любит крепко сколоченные изречения великого доктора. Значит, он и станет солдатом – в истинном смысле этого слова. Встретится с врагом лицом к лицу. Нажав на рычаги – он знает нужных людей в нужных местах, – он умудряется перевестись в артиллерию, и потому он здесь. Несмотря на все лишения и невозможность побыть в одиночестве, жизненно необходимом ему по природе, он не жалеет, что перевелся. Он даже не жалеет, что подвергает себя опасности; он и жизнью готов рискнуть, чтобы испытать все сполна, хоть и предпринимает все возможные меры, чтобы не погибнуть. Он в гуще великих событий своей эпохи, насколько возможно. Он, впрочем, жалеет, что не видит людей, которых пытается убить.

В отличие от большинства артиллеристов он знает, во что палит. В студенческие годы он два месяца путешествовал по Европе, стараясь посмотреть как можно больше. Он передвигался на велосипеде, иногда на поезде, с рюкзаком за плечами. Посетил он и великую твердыню учености, бенедиктинское аббатство Монте-Кассино. Там он видел выставленные для обозрения тысячу четыреста томов – труды Святых Отцов и исторические хроники. Он дивился огромной библиотеке, сокровищам монастыря, свидетельствам того, как здесь много веков сохраняли культуру Западной Европы. Понял, что такое бенедиктинский устав и что в нем подразумевалось под дисциплиной интеллектуальной жизни. Почувствовал, как не хотелось средневековым монахам уничтожать греческие рукописи, которые они не могли прочитать, и подозревали, что в них содержится всяческая умственная греховность. В общем, он узнал все, что можно было узнать из путеводителей и от экскурсоводов, обращавшихся к туристам, от которых нельзя было ждать понимания роли Монте-Кассино в создании североамериканского образа жизни и сочувствия этой нелегкой задаче. Туристы гордились своим образом жизни, но пользовались его преимуществами довольно бездумно. Увиденное настолько захватило Брокуэлла, что он остался в городке Кассино еще на несколько дней, чтобы узнать побольше.

То, что он узнал тогда и вспоминает сейчас, лежа в гробнице нотариуса – он, часть силы, превратившей великий монастырь в кучу щебня, – дарит ему надежду. Что с того, что монастырь разрушен – уже в который раз? Разве его не разрушали многажды – ломбардцы, сарацины, норманны? Разве не пережил он великое землетрясение и не был вскоре разрушен опять, по меркам истории практически вчера – французами в 1799 году? Сокровища монастыря, несомненно, вывезли, как только стало ясно, что союзники вот-вот вторгнутся в Италию; их вернут на место, и великие стены будут снова воздвигнуты, когда кончится эта война. Вновь установят великолепные двери Дезидерия. Можно бомбами измельчить в щебенку физическую сущность Монте-Кассино, но дух Монте-Кассино неуничтожим. И он, Брокуэлл Гилмартин, скромный преподаватель Университета Уэверли в далекой Канаде, – сопричастник этого духа и останется таковым до конца своей жизни.

(5)

Хвала Господу за хитроумные достижения современной кинематографии! Пока мой отец размышляет об истории, я, вдумчиво глядящий на сцену, вижу, как его воспоминания оживают на огромном экране с мозаикой изображений. И хорошо, потому что я не знал того, что знал Брокуэлл, и его размышления мало что сказали бы мне, если бы я не видел тут же на экране и ломбардцев, и сарацин, и норманнов, и французов, и всех прочих разрушителей, занятых своим делом, и если бы не понял, что они, по сути, одни и те же люди – разнятся одеждой и оружием, но едины в своей решимости погубить цивилизацию, где бы ее ни нашли. В истории всегда находятся те, кто жаждет (по причинам, которые считает весомыми) разрушить, насколько можно, то, что построили терпеливые, непобедимые солдаты цивилизации и культуры. Все потому, что они ценят другие вещи и поклоняются другим богам.

Такова история цивилизации: строят, разрушают, отстраивают заново. Век за веком. Не потому, что цивилизация движется скачками, а потому, что она никогда не стоит на месте, даже если вроде бы уничтожена.