Убивство и неупокоенные духи

Вторую жизнь получает не только старый ортофон, но и куча пластинок. Многие из них теперь стали коллекционными экземплярами. Жорж Баррер, виртуозно играющий «Лебедя» на своей золотой флейте[67]. «Прощай» Тости в исполнении Мельбы. Ивен Уильямс поет валлийскую прощальную песню «Yn iach y ti, Cymru», Гогорса – «Когда б я мог». Давно забытые певцы вроде Сесиля Фэннинга и Дэвида Бисфама. «Сердца и цветы» в исполнении Салонного оркестра Виктора. Под тентом обнаруживаются пять энтузиастов, а Кружок подобными вещами не интересуется. Люди из Кружка пришли сегодня только ради кровати в готическом стиле, занавеси к которой вроде бы сделаны по эскизам самого Уильяма Морриса, и за нее торгуются ожесточенно и быстро. Зрители в восторге. Старинные граммофонные пластинки! Кто бы мог подумать! Может, и у нас дома что-нибудь такое найдется? Брокуэллу приятно, что за «Любимые арии из „Леди Мэри“» дают восемь гиней. «Что янки об Англии знает? / Что всех Остин Рид обшивает». За эту пластинку торгуется любитель старинных мюзиклов и счастлив, что она досталась ему. Мистер Боггис, хитрец, выставляет лучшие пластинки на торги не партиями, а по одной. Мистера Боггиса в «Торрингтоне» уважают не меньше, чем мистера Беддоу или Уэрри-Смита, потому что он точно знает: на торгах не бывает вещей, которые никому не нужны. Может, он бы и Еву сумел продать, не будь она предметом искусства, а следовательно, прерогативой мистера Уэрри-Смита.

С последней партией вещей мистер Боггис заново подтверждает свою репутацию. С молотка уже ушло некоторое количество садовых инструментов (по вполне разумным ценам) и наборы совершенно случайных вещей, которые продаются «гуртом по дешевке», а зачем их покупают – известно только самим покупателям. В самом последнем наборе оказываются: ручная газонокосилка в плохом состоянии, пресс для удаления складок с брюк, некоторое количество оберточной мешковины и ковер из шкуры зебры. Все это забирает фермер за восемнадцать шиллингов. А, как может подтвердить мистер Боггис, каждые восемнадцать шиллингов, уплаченных покупателем, означают, что у тебя стало на восемнадцать шиллингов больше.

К пяти часам пополудни распродажа окончена. Брокуэллу невыносимо идти по опустевшим комнатам: у дома изнасилованный, замусоренный вид, словно его разграбила армия оккупантов. Везде пустота, лишь по углам валяются какие-то обрывки и клочки. Брокуэлл обнаруживает старуху Розу в бывшей столовой для слуг; теперь здесь совершенно пусто, и лишь пожилая женщина рыдает в собственный фартук. Она присмотрит за усадьбой, пока не найдется покупатель, а жить будет в своей сторожке у ворот, вместе с племянником, неприятным типом, который ее эксплуатирует. Брокуэлл не находится что сказать, но обнимает Розу, целует ее в ярко накрашенные щеки и идет пешком две мили назад в Траллум.

(15)

Брокуэлл ночует в «Зеленом человеке». Он выпивает пару стаканов виски и сдается на милость тутошнего повара. На ужин – куски неопознаваемой тепловатой плоти, разваренные в кашу овощи, а на десерт – пареный чернослив с химическим кремом. Мерзкий кофе, который вполне мог бы быть подогретой смесью мясной подливки и выдохшегося пива, оплачивается сверх цены обеда, но Брокуэлл берет и кофе, поскольку от него этого ожидают. В конце концов, он джентльмен и приехал из такой дали, из самой Америки, чтобы закрыть усадьбу «Белем». «Белем» играл большую роль в прошлой истории Траллума, и в «Зеленом человеке» не сомневаются, что после некоторого затишья и упадка усадьба снова оживет. Хотя поди еще найди такого хозяина, чтобы смог ее содержать по-старинному, с размахом, как покойный Родри Гилмартин. У него-то карманы были бездонные, это точно. Раздавал деньги направо и налево, а его ежегодный прием в саду – сливовый пудинг и клубника в неограниченных количествах для стариков и старух из «союза» (ранее известного как работный дом)[68] – славился на всю округу. У мистера Гилмартина сердце болело за этих, из работного дома. И этот джентльмен, его сын, наверняка будет в золоте купаться.