Дженет выколачивает из дряхлого пианино «Бродвуд» скачущую мелодию, кивая в такт и улыбаясь, – воплощенная методистская добродетель. Она и сама воплощает в жизнь то, чему учит. Она думает о себе настолько мало, насколько это вообще в человеческих силах, – но поскольку мы не можем смотреть на жизнь иначе как со сторожевой башни собственного «я» и выражаем себя самих в каждом движении, это на самом деле не такая большая победа, как считает бедняжка Дженет.
Ох, если бы только Джон Джетро не был человеком столь решительных взглядов и твердых мнений! Разумеется, он ходит в веслианскую молельню, ибо по воскресеньям надо себя куда-нибудь девать, но ходит с тем, чтобы перечить. Он сидит на скамье Гилмартинов, скрестив руки на груди, и на лице у него написан задор. Он не согласен ни с одним словом священника и может переспорить его на основании множества прочитанных книг. Библейский рассказ о Сотворении мира – чепуха, Дарвин это доказал. Неопалимая купина, которую якобы видел Моисей, – просто загоревшийся нефтяной колодец, любому дураку ясно, а слова, которые Моисей якобы слышал, звучали исключительно в его голове, в голове отъявленного тори. Как могут верить в эту белиберду разумные люди, живущие в последнем десятилетии девятнадцатого века?
Когда приезжает известный проповедник, не кто иной как сам Смит, по прозванию Цыган, чтобы проповедовать в часовне по вечерам на протяжении недели, укрепляя верующих в вере, Джон Джетро провоцирует скандал. В последний вечер Смит просит встать всех, кто чувствует себя Спасенным, и все слушатели торопливо встают; многие плачут от радости, которой преисполнила их пламенная вера. Лишь Джон Джетро остается сидеть, словно памятник, отлитый из свинца. Сестра и жена трепещут за него. Полли встала, несмотря на огромный неповоротливый живот, и рыдает, оплакивая нераскаянного мужа. Позже, за легким ужином в квартире над мастерской, Джон Джетро объясняет свою позицию. Разве можно чувствовать себя спасенным, если ты никогда и не погибал? Разве он сам не часть великого процесса Эволюции, в котором ничего не пропадает? Если Бог и существует, Дарвин придал Ему совершенно новое значение. Джон Джетро отказывается бежать вместе с толпой. Он не хочет никого обидеть, но и соглашаться с полной чушью не может. Господня воля – не на то, чтобы Джон Джетро Дженкинс спасся, но на то, чтобы он был истрачен до конца в полную меру своих способностей.
Уолтер втайне отчасти согласен с зятем, но встал вместе со всеми как спасенный, поскольку миролюбив и терпеть не может скандалов. Господь Уолтера – это все тот же Господь Джона Весли, и спорить о нем подобным образом некрасиво и бессмысленно. Бог Уолтера – это Бог романтика, не подозревающего, что он романтик.
(19)
Романтизм Уолтера проявляется и в его политических взглядах. Он решительный, но не вздорный и не склочный, либерал, а его земной кумир – Уильям Гладстон. Портрет Гладстона висит в тесной гостиной рядом с гравированным портретом Джона Весли, перешедшим по наследству от самого Весли Гилмартина, некогда кухонного мальчишки в харчевне Динас-Мавдуй. Приближаются выборы, и Уолтер всей душой жаждет увидеть возвращение Стюарта Рендела, кандидата от либералов. Его соперник – ставленник влиятельного, древнего и грозного клана Уильямсов-Уиннов. Джон Джетро, конечно, выступает с любой трибуны, куда его пускают. Он агитирует за либералов. Но он слишком яростен, слишком озлоблен, и его речи дают едва ли не противоположный эффект. А решительные действия предпринимает именно Уолтер.
У него есть родич – трудно сказать, в каком именно они родстве, но точно в пределах девяти колен. Этот родич – москательщик: так называют человека, который занимается красками. Он варит их сам и красит все, что нужно покрасить, уверяя заказчика, что краска продержится весь его век. Ему-то, Неду Томасу, Уолтер и поверяет свой великий замысел, и Нед в восторге и готов помочь, так как это прямо по его линии. Итак, уложив спать каждый свою семью и сказав по обычаю молитвы на сон грядущим, Уолтер и компания вместе с Томом Эвансом, еще одним родичем, крадутся во тьме воскресной ночи и трудятся над преображением города. Они оделись во все старое, лица намазали сажей. Самой стойкой краской, какую в силах сварить Нед Томас, они выводят огромными буквами на каждой мостовой города: «ГОЛОСУЙ ЗА РЕНДЕЛА!»