Убойная фарцовка

– Это правильно, – чокнулся с ним Георгий Петрович. – Оно нам пригодится.

– Вы в него верите, Порфирий Андреевич? – спросила Катя.

– Оно неизбежно, уважаемая Катерина… Но, к сожалению, не близко.

– Нам и сейчас неплохо, – отметил Уланов.

– Это временно, – хмыкнул Буров.

– Почему?

– Думаю, развалится скоро все.

– Что все? – не понял Уланов.

– СССР.

Уланов икнул от неожиданности. А полковник КГБ только усмехнулся:

– Ну вот, Порфирий Андреевич, опять вы за старое…

Буров был заправским диссидентом. Не из тех, кто устраивал демонстрации на Красной площади, протестуя против того, что евреев, работавших на режимных предприятиях и имеющих доступ к государственной тайне, не выпускают за границу. Он больше ратовал за былинную Русь-матушку и к коммунистической власти относился с известной долей скепсиса. За эти взгляды его в свое время лишили гражданства и выкинули за границу. Потом снова вернули. Математиком он был от бога, делал уникальные расчеты, в том числе для оборонки, но своих взглядов скрывать не собирался.

Георгий Петрович не уставал при каждой встрече вести с математиком дискуссии, которые вполне можно было расценить как антисоветские, притом с обеих сторон. Но что позволено Юпитеру, то не позволено быку. А полковник КГБ был Юпитером.

– Это почему наш СССР должен развалиться? – возмутилась Катя, еще не привыкшая к манерам математика.

– Причина простая. Счастье.

– Какое счастье? – удивился Георгий Петрович.

– Обычное счастье, – улыбнулся Буров. – Мы живем слишком счастливо.

– Ну да, – хмыкнула Катя, уже полгода раздумывавшая, как перекрутиться с деньгами и все-таки купить югославскую стенку, на которую подходила длинная очередь в мебельном магазине.

– Поверьте, я поколесил по миру, – произнес Буров. – Знаю, как там, за рубежом. И авторитетно заявляю – более уравновешенной, спокойной и достойной жизни нет нигде.

– По товарам народного потребления такого не скажешь, – возразила Катя.

– Товары, – усмехнулся Буров. – Тряпки, кухонные комбайны, магнитофоны – это все такая ерунда. Откалибровать при определенной настойчивости и технократическом подходе нашу экономическую систему, которая может концентрировать все ресурсы на определенных прорывных участках, проблем не составит. Погубит нас не экономика, а всеобщее счастье.

– В чем же оно?

– Мы знать не знаем, что такое бешеная жизнь в условиях тотальной конкуренции. Что такое вечная погоня за деньгами, благами цивилизации, как во всем мире. Что такое невостребованность. Государство нам не даст пропасть, заболеть, умереть. Зато даст все возможности развиться творческому началу. Найти специальность по душе.

– Тогда почему мы при такой радости должны развалиться? – не отставала Катя.

– Потому что счастливые люди – это страшная разрушительная сила.

– Парадокс какой-то, – отметил Уланов.

– Почему? Счастье – это расслабленность, наивность и беззащитность. Мы не за железным занавесом, мы за каменной стеной, которой отгородились от всего мира. Нам все всё должны уже по факту рождения. Мы пользуемся счастьем, за которое не боролись, и воспринимаем его как данность. А когда у нас чего-то нет – импортного гарнитура и машины, – нас это страшно бесит – как же о нас не позаботились. Эдакое иждивенчество.

– Ну, вы расписали, – поморщилась Катя.

– Весь мир живет другими законами – ты отвечаешь за себя сам, и твое счастье в твоих собственных руках. Его надо вырвать, пусть даже с мясом. И рано или поздно тот мир придет сюда. Счастливых людей легко обмануть, напугать. Сломать. Несчастные же уже напуганы и ждут только худшего.

– Можно поспорить, – покачал головой Уланов.

– А вы не спорьте. Просто представьте, что будет, если начнется настоящий кризис? Во всем у счастливых иждивенцев сразу станет виновата страна, которая просто будет разрушена под их аплодисменты. Мы, такие милые и славные, не выдержим испытания. А после этого счастливыми нам уже не быть. Многим вообще не быть и не жить. – Тень набежала на лицо старого математика.

– Войну выдержали, – возразил Уланов.

– А это будет другая война, – сказал Буров. – Не пулями, а искушением. И наивным счастливым душам в ней не победить.

– Это вы так вот просто похоронили нашу страну? Лишили ее будущего?

– Россию будущего лишить невозможно. Оно будет. Просто жесткое. Возможно, кровавое…

– Войны только не хватает, – кивнул Георгий Петрович. – Афганистана вам мало?

– Афганистан? Мелкий колониальный конфликт. Несколько тысяч молодых людей с вьетнамским синдромом – мол, мы воевали, а вы в тылу жировали, поэтому сопьемся назло стране, которая нас посылала на войну. Это не та война, которая способна вызвать тектонический сдвиг. Будет настоящая встряска. Может, оно и к лучшему. Еще Гитлер говорил: нация за двадцать лет без войны деградирует.

– Нашли авторитета, – хмыкнул Георгий Петрович.

– Авторитет. Он не тот клоун, как его рисуют. Знал толк в некоторых вещах. Так что железные времена смоют с нас счастливую наивность и иждивенчество. И предстанет миру опять, как было всегда, русский ратник во всеоружии.