Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Это не были необоснованные обвинения. Я действительно беспокоилась. Джейми постоянно говорил, что будет учиться и сдаст экзамены на аттестат, что следующим летом научится плавать, но ни разу не сдержал своих обещаний. Вместо этого он только ныл о том, что во всем виновата его мать, которая заставляла его помогать с младшим братом. Теперь я была виновата, что сделала его отцом и возложила на него обязанности, к которым он никогда не стремился.

– Я знаю, что я хороший отец, – сказал он.

Я так и видела, как он стоит, выпятив грудь и, скорее всего, тыча в нее пальцем, перед зеркалом.

– Я в этом уверен, потому что она нуждается во мне.

Я услышала, как он сделал короткий вдох. Вот оно что! Он на улице, курит сигарету и ходит взад-вперед.

Теперь и я начала тыкать пальцем в потолок и ходить между гостиной и спальней с тряпкой в руке. У меня перед глазами стояла обиженная гримаса, которую он корчил, делая вид, что сейчас заплачет, когда Мия уезжала, чтобы вынудить дочку вернуться и еще раз его обнять, прежде чем я ее увезу.

– Ты сам ей это внушаешь.

И тут Джейми взорвался. Я отлично знала, как он умеет кричать и оскорблять.

– Да все в городе говорят о том, какая ты неудачница, – заорал он. – А ты еще постоянно жалуешься всем в Интернете: на Фейсбуке и в этом твоем дурацком онлайн-дневнике. У тебя даже нет настоящих друзей. И никто тебя не полюбит – кому нужны твои обвисшие сиськи!

На этих словах я повесила трубку. Стоило Джейми начать, и он уже не мог остановиться. То я оказывалась слишком жирной, то слишком уродливой, то тощей, то длинной. «Обвисшие сиськи» – это было что-то новенькое. Больше всего ему нравилось говорить, что меня никто не полюбит. В этот момент он выпячивал губы и едва не улыбался, и я отлично представляла выражение его лица, даже если разговор шел по телефону. Когда мы жили с ним в трейлере, он называл меня «тупой коровой» или «бешеной сукой», но теперь говорил так, только когда действительно хотел меня задеть.

Я закончила оттирать душ в Порнодоме в рекордно короткое время, благодаря разыгравшейся злости. Руками вымыв пол и дожидаясь, пока он высохнет, чтобы разложить по местам коврики перед унитазом и раковиной, я вышла в коридор перевести дух. На стене справа от двери висели студийные портреты хозяев: оба смотрели в одном и том же направлении и глаза у обоих одинаково блестели.

Я заглянула в спальню. В некотором смысле супруги жили в условиях, о которых я всегда мечтала: в уютном доме с просторным двором. Я обошлась бы и без дорогостоящего участка с видом на океан, лишь бы двор был большой и с деревьями. Я посмотрела на флакон со смазкой на тумбочке, возле электронных часов, и, не удержавшись, подумала, как часто хозяева занимаются сексом.

Возможно, условия здесь мне и нравились, но жизнь, о которой я мечтала, шла по соседству, в Грустном доме. После того как мы с Джейми в тот день поругались, я убирала в Грустном доме в первый раз за несколько месяцев. Возможно, хозяин сильно болел. Или лежал в госпитале. Или и то, и другое. Насколько я могла судить, он был женат на любви всей своей жизни. Но она слишком рано умерла, и хозяин остался один – именно в те годы, когда нуждался в ней больше всего. Порнодом и Грустный дом показывали жизнь с совсем разных сторон, но с одним и тем же выводом – все мы, в конце концов, остаемся в одиночестве. Муж в Порнодоме, мастурбирующий, пока его жена работает по ночам и читает в своей спальне романы. И вдовец.

Я сама постепенно привыкала к одиночеству. Мы с Мией стали хорошей командой. Мне нравилось, что нам не приходится волноваться о том, как чувствует себя еще один взрослый, находящийся с нами – весело ли ему, скучает ли он, нервничает или хочет уйти. Не надо было спрашивать, что он съел бы на ужин. Мы могли закусить мороженым и не волноваться, что другой человек, оставшийся дома, подумает о моих материнских качествах.

У студии, конечно, имелись свои минусы. Но она была нашей. Я могла переставлять мебель, как мне захочется, в любое время. Могла устроить беспорядок или идеально прибрать. Мия отбивала там чечетку или спрыгивала с кровати на пол, и никто не говорил ей вести себя потише. Когда я только начинала работать уборщицей, то думала, что буду постоянно терзаться завистью. Однако теперь, возвращаясь к себе, я понимала, что это место не просто считалось нашим домом, но действительно стало им. Это было наше гнездышко, из которого нам предстояло однажды вылететь.

Закончив уборку в Порнодоме, я постаралась перетащить свой инструментарий в Грустный дом за один раз. На улице шел мелкий дождик. Именно в такую погоду плесень растет быстрее всего. Мне казалось, что она скоро проступит у меня самой на коже.

Я открыла раздвижные стеклянные двери мизинцем, потому что руки у меня были заняты. Они вели в кухню, и, едва войдя, я ощутила знакомый запах растопки и лосьона после бритья. Опуская на пол мешки и коробки, я обернулась и непроизвольно вскрикнула.