Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

«Я вас давно знаю!» воскликнул Лапинский, «очень хорошо знаю; поляки в своих письмах рассказали мне подробно ваш образ мыслей; я сам демократ, терпеть не могу аристократов». Опытность, которую я приобрел, изучая образованных поляков в ссылке, обратила мое внимание на одну сторону воззрений нигилистов тогдашнего времени. К ним принадлежала самая развитая и самая талантливая часть русского общества; они первые стали изобретать для себя труд, который бы давал им независимость. Мужчины и женщины писали талантливые статьи, сотрудничали в периодических изданиях, переводили книги, вырабатывали из себя артистов в разных родах, могли участвовать в концертах, играть на сцене. С Чернышевским[263] во главе они старались доказать русскому образованному обществу, что можно быть в самой резкой оппозиции с правительством, защищать и практиковать самые крайние идеи, и в то же время вовсе не быть похожим на какого-нибудь оборванца, а, напротив, возбуждать в консерваторах зависть своим благосостоянием. Я не помню того времени, когда в России невозможно было жить изданием журнала или газеты, но во время моего приезда в Петербург в 1849-м году указывали на писателей, живущих исключительно литературным трудом, как на редкость. Даже писатели такой большой известности, как Гончаров[264], не могли жить литературой, а находились на службе; обеспечивать себе независимость было не так легко. Глядя на жизнь поляков в Сибири, я убеждался, как удобно правительство может совладать с людьми, избалованными комфортом и роскошью. Борьба между нигилистами и правительством должна была неизбежно разгораться, и тогда привитые им воззрения будут парализовать их смелость и сделаются для них источником унижения и слабости.