Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

Ксендзы по своему образованию стояли вообще выше нашего духовенства. Они отличались способностью к тому роду самоотвержения, который прививается католическому духовенству его аскетическим воспитанием. Это помогало им переносить свою судьбу с большей стойкостью и с большим достоинством, чем переносили дворяне. Ни от одного из них я не слыхал малодушного уверения, что он был против восстания. Кроме того, ни одна категория ссыльных не пользовалась такой поддержкой, как ксендзы. Если образ действия императоров Николая и Александра II-го по отношению к польским дворянам казался мне дурной политикой, то их образ действия по отношению к польскому духовенству был лучшим доказательством ограниченности их взгляда и их способностей. С какой надобности Николай своим агрессивным образом действия по отношению к польским ксендзам создал себе из этого решительного духовенства опасных и непримиримых врагов? У них было так много общего, что если бы он был мало-мальски сообразительный человек, то он мог бы извлечь для себя гораздо более пользы из ксендзов, чем из православного духовенства. Их вражда к прогрессу доходит до наивности. Однажды я встречаю на улице каноника варшавского эпископа, одного из первостепенных деятелей и мучеников польского восстания. Он издали махает мне рукой и кричит с восторгом: «читали»? Статья, которая возбудила в нем такой восторг, была одна из мерзко пакостных реакционерных статей Цитовича[260]. Цитович писал так, что даже между русскими консерваторами перестал находить читателей и должен был замолчать. Сколько нужно было наивности со стороны каноника, чтобы воображать, что он найдет во мне сочувствие к таким идеям; но он не мог себе представить, что сериозный человек может симпатизировать таким глупостям, как женская эмансипация и тому подобные затеи. Считая его типическим представителем воззрений ксендзов, я однажды два часа разговаривал с ним с задней мыслю найти какой-нибудь пункт, на котором мы могли бы сойтись, но такого пункта не оказалось. Ксендзы были консервативнее Николая, и нужна была вся его близорукость, чтобы не понять, как любовно они могли бы целоваться друг с другом. Если бы он выполнял статью основных русских законов о веротерпимости, если бы он заботился об интересах католического духовенства, как о любимом своем детище, если бы приблизил к себе тех, кто стоял у них во главе, они бы прекрасно поняли выгодность для них союза с могучим императором и платили бы ему услугой за услугу. Александру П-му также не было никакой надобности ссориться с польским духовенством, он легко мог войти с ними в тесный союз во имя либеральной идеи веротерпимости; он сделал себе легкомысленно лишних и опасных врагов, в то время, когда он легко мог приобрести в них весьма полезных для себя друзей. Ему тем легче было бы достигнуть этого, что для католического священника интересы религии стоят выше всевозможных других. В ссылке ксендзы деморализировались немногим меньше дворян. Под гнетом нужды и безделья они начинали пьянствовать и развратничать, развитие их не было достаточно велико, чтобы оградить их от этого.

2

Красная интеллигенция представляла из себя людей совсем иного закала; они не только делали геройские усилия для того, чтобы поддержать себя на уровне нравственной высоты, но горячо заботились о том, чтобы ограждать от нравственного падения людей рабочего класса и мало развитую шляхту, которую постигла горькая участь политической кары. Но задача была неимоверно трудная, за немногими исключениями они были люди без всяких средств; если у кого-нибудь оставалось от разгрома каких-нибудь двадцать или пятьдесят фунтов, то это была большая редкость, да и те быстро расходились на помощь в беспримерной нужде. Только очень немногие могли добывать себе скудное пропитание уроками и другой подобной работой. С энергией, к которой дворяне и ксендзы оказывались окончательно неспособными, они предпочитали идти в работу к ремесленникам и крестьянам. Они учились ремеслу у кузнеца, портного, красильщика или плотника, разумеется, из-за одних харчей. Черный хлеб, квас и лук составляли всю их пищу, спали они в избе вместе с хозяином. Зимой в убогой одежонке им приходилось в ветер и метель, в сорокаградусный мороз ехать в поле за десятки верст, возить бревна и доски или работать целый день в кузнице без крыши. Многие из них умирали при этом жестокой смертью, и все-таки они всегда предпочитали такое положение должности писца в канцеляриях или в полицейском управлении и часто урокам и другим занятиям. На равной ноге, на «ты» с хозяином, интеллигентный поляк, больной и здоровый, работал усерднее своего патрона, часто будил его и понукал, когда тот ленился. «Таких мы и не видывали», говаривали хозяева, «другой батрак рад, когда хозяин спит, а вы, нате-ка, и побаловаться хозяину не дадите».