Учебник житейской науки (СИ)

– Командую здесь я. – почти нараспев протянул мужчина, медленно проталкивая в тесную задницу Гастона наконечник трости. Ошейник сильно сжал горло охотника на пару мгновений, а затем отпустил. – А ты здесь подчиняешься моим приказам, щенок.

Луи принёс своему повелителю мазь, которой мужчина щедро обмазал железный набалдашник трости, что уже соединился с ней самой. Гастон вновь и вновь порывался вырваться, сбежать, начать драться, свернуть шею графу, но его держало, прижимало к кровати, и даже пальцами пошевелить было затруднительно. Холодный, округлый набалдашник коснулся его ануса, и граф, довольно улыбаясь, чуть надавил. Низко зарычав, Гастон напряг задницу, не позволяя огромному, холодному предмету проникнуть в себя. Холодная боль полоснула его по спине – длинные, острые ногти графа слегка вспороли кожу. Сжавшись от боли лишь сильнее, в следующий миг охотник расслабился. Не нежничая более, хотя граф нежностью и не отличался, он протолкнул в тесную задницу набалдашник трости. Крик застыл в горле, что сдавил спазм. Холодная боль током прошлась вдоль позвоночника мужчины, скручивая органы, разрывая изнутри.

– Теперь тебе интересно? – шипел мужчина, враз потерявший над собой контроль. Он двигал тростью внутри порванного отверстия, что исходило кровью, хотя плоть охотника и налилась кровью от мазохистского удовольствия. – Ты у меня научишься себя вести, человеческий выродок.

Он не прекращал двигать тростью внутри мужчины, заставляя его кричать, но не давая двигаться. Янтарные его глаза так и пылали от ненависти, удовольствия и жажды крови. Ему так и хотелось вгрызться в эту шею, вскрыть брюхо, чтобы этот мальчишка больше не смел так себя вести.

– Ты у меня научишься себя вести. – как заведённый шептал и рычал мужчина своим сладким, пленительным голосом, с остервенением и ожесточением вталкивая в задницу своего пленника набалдашник, делая всё возможное, чтобы ему было как можно более унизительно и обидно.

Плоть Гастона ныла от возбуждения, ему нужна была разрядка, а меж тем разгорячившийся внутри него набалдашник стал доставлять ему невероятное удовольствие, на грани с безумием. Боль же вновь и вновь вспыхивала, срывая с губ стоны и крики.

– Давай, касайся себя, мерзость. – прошипел ему в ухо граф, всаживая в него трость максимально глубоко.

Сумев пошевелить одной рукой и продолжая опираться на кровать другой, Гастон принялся яростно ласкать свой член, подводя себя к желанной разрядке, хотя и чувствовал себя при этом и в самом деле шлюхой. Судорога скрутила его тело, и семя выплеснулось на скомканное покрывало кровати. Довольно ухмыльнувшись, хозяин особняка вынул из него трость и откинул на пол. Схватив брюнета за волосы, он заставил его ткнуться лицом в семя:

– Ты запачкал мою кровать, урод. Вылизывай.

Повинуясь то ли силе ошейника, то ли приказам своего хозяина, Гастон принялся слизывать собственное семя с покрывала, отчего вскоре его желудок скрутило судорогой. Двигаться было мучительно больно, внутри всё ныло, а задница саднила. Отпустив мужчину, граф выпрямился и махнул слугам:

– Отведите его в комнату. Вымойте, приведите в порядок. Завтра у нас гости. А он должен быть моим лучшим экспонатом.

Лунный свет призрачными потоками освещал камеру мужчины, который лежал на кровати, уткнувшись лицом в покрывало. Унижение и боль. Боль и унижение. В ушах так и звучал сладкий голос графа, который настойчиво шептал: «Ты у меня научишься себя вести».

========== Ария четвёртая ==========

Замок старинный,

Таящий угрозу.

Мужчина, который не пишет прозу.

В руках не согреет

Замерзшую розу,

Мужчина, который не пишет прозу.

В руках не согреет

Замерзшую розу,

Мужчина, который не пишет прозу.

Пьёт, словно воду,

Ангела слёзы,

Мужчина, который не пишет прозы.

Как только солнце начало подниматься над горизонтом, и первые его лучи достигли верхних башен старинного особняка, Гастона разбудили слуги, как и всегда молчаливые, пустые. У охотника не было сил сопротивляться – всё его тело ныло, кишки горели болезненным огнём, а двигаться самостоятельно он мог с трудом – граф разодрал ему всё внутри своей проклятой тростью.

С трудом открыв глаза, в которые словно насыпали песка, мужчина поднял взгляд на слуг, что молчаливо ждали его с полотенцем, ножницами. Один из слуг увёл его пса гулять, впрочем для того больше, чтобы животное не крутилось под ногами. Гастона довели до ванной и опустили в горячую воду, чтобы пришёл в себя, только от блаженного тепла ему захотелось закрыть глаза и погрузиться в манящую тьму сна, что сокрыл бы его мучения. Впрочем, теперь он больше мечтал о вечном сне, чтобы больше не видеть мерзкой рожи этого чудовища.

После долгих омовений и умащиваний тела мужчины маслами, слуги стали приводить в порядок его волосы – подравняли передние пряди, которые, падая на лицо охотника, придавали ему диковатый вид, затем слегка подкоротили волосы сзади, чтобы не прикрывали лопатки – за время заключения Гастон порядком оброс. После всего этого его накормили просто восхитительным завтраком и усадили в постель, где дали ему время вздремнуть.