Учение о боговдохновенности. Мартин Лютер и его место в экуменической проблеме боговдохновенности

Внутренняя форма Священного Писания — это боговдохновенный смысл, выраженный словами, продиктованными Святым Духом… по каковой причине, если Священное Писание рассматривается в общем, поскольку оно — написанное слово, то его внутренняя форма, и она же родовая, — это смысл или значение слов и фраз, которыми пользовались святые люди Божьи при украшении Священного Писания.[169]

У одного простого библейского высказывания есть один буквальный смысл, и он же, рассматриваемый с точки зрения формы, который Святой Дух стремится непосредственно выразить боговдохновенными словами.[170]

Самый крайний вид теории библейской боговдохновенности среди ортодоксальных лютеран развил Авраам Каловий (ум. 1686). По его мнению, боговдохновенность Писания является исключительной формой божественного откровения, благодаря которой человечество приобретает весть о спасении:

Форма божественного откровения — это боговдохновенность, с помощью которой божественное откровение есть то, что оно есть.[171]

Каловий считал, что каждая буква в Библии занимает свое особое место, в соответствии с божественной волей. Вся Библия непогрешима и совершенна; поскольку каждая отдельная деталь в библейском тексте содержит божественное откровение, ее следует воспринимать как неотъемлемую часть спасительной божественной воли.

Для того чтобы понять, насколько велика пропасть между Лютером и Каловием, следует указать на то, как последний определял критерий библейской каноничности. Дело в том, что его совершенно не интересовал христологический аспект содержания Писания. Таким образом, в теории Каловия отсутствует самый главный критерий апостоличности, который так ценил Лютер.

Те новшества, что появились в теории библейской боговдохновенности, привели к тому, что представители лютеранской ортодоксии не были способны отличать в Писании божественное откровение от человеческого самовыражения.

Для достижения ясности и определенности, антикатолические тенденции были выражены в утверждении, что суждение церкви необходимо только тогда, когда Писание не воспринимается как совершенное и непогрешимое Слово Божье. Авторитет церкви и ее традиции были заменены обожествленной буквой самым рационалистическим и самым нелепым образом. Например, Квенштедт отвергал любую попытку подвергать библейский текст какой-либо текстуальной критике. Он был убежден, что благодаря божественному провидению канонические текстуальные подлинники Писания сохранили свою первоначальную, девственную форму. Он просто полагал, что христианская церковь обладает «священными положениями, которые существовали во времена Иеронима и Августина, а не Спасителя и апостолов».

Ввиду крушения theologia cruces, ортодоксальные лютеране более не могли воспринимать божественное откровение облеченным в человеческое слово. Они желали утвердить концепцию абсолютного всемогущества Бога, противопоставив таким образом ее любой форме синергизма откровения и боговдохновенности. Библейские писатели были не соучастниками, а всего лишь пассивными орудиями в руках Святого Духа. Такая форма сильно выраженного монергизма привела к обожествлению буквы, что напоминает общую структуру theologia gloriae.

Теория устной боговдохновенности лютеранской ортодоксии существовала независимо от развития реформатского богословия. Поскольку структура theologia crucis не занимала такого центрального положения для реформатов, как для Лютера, принцип прямой диктовки божественного откровения и теория устной боговдохновенности рано или поздно должны были обрести свое продолжение именно в реформатском, а не лютеранском богословии.

Джон Кальвин (ум. 1564) уже излагал концепцию особого призвания (mandatum) и диктовки: