Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

— Мне очень интересно знать, куда делась сумма в полтора миллиона фунтов, — повторил я, пристукивая пальцами. — Есть предположения?

Бандиты, лица которых из-за оставленных мною шрамов на щеках казались мне одинаковыми, молчали и даже на стульях не ерзали.

Я начинал терять терпение.

— Предположение есть у меня. И основывается оно на том, что кто-то ложно гениальный из вас решил, что раз я нахожусь на другом конце света, то не слежу за денежными потоками банды в Лондоне, — произнес я. — Напоминаю, что все здесь, включая ваши органы, принадлежит мне. И я надеюсь получить деньги обратно.

Кровь от мертвого тела разлилась по столу, и я убрал руку, чтоб не запачкать рубашку. Поднявшись на ноги, я задвинул стул.

— На сегодня я больше не буду вас смущать. Помните, чем быстрее я получу деньги, тем меньше из вас умрет, и тем быстрее я вернусь на край света.

Финн молча направился за мной, закрыв дверь.

— Мне нужен толковый финансист, — сообщил я, запахнув пальто, когда мы вышли на крыльцо. — Без отчетности сложно контролировать прибыль. Черт, они дурят меня и считают, что это нормально.

— Ты тоже дурил картель, — напомнил Финн.

Я отмахнулся и, закурив, сел на ступеньку.

Настроение — хуже некуда. В последнее время Лондон меня угнетает.

— Где искать финансиста? — поинтересовался Финн, сунув руки в карманы кожаной куртки.

— Понятия не имею, — признался я. — Не по объявлению, это точно. Мне нужен свой человек, с гарантией, что если и будет обманывать меня, то на приемлемые суммы.

Однажды Сильвия сказала мне беглую фразу, о том, что большие деньги делаются только в мире маглов, и чем старше я становился, тем больше с этим соглашался.

Возможно, пересмотрев розовую картину волшебного мира, я осознал, что вся власть и капиталы сосредоточены в руках аристократии, а важные кресла в министерстве раздаются тем, чьим предкам посчастливилось родиться чистокровными, как бы не гласили политики о лояльному отношению к маглорожденым. Понятное дело, устрой меня отец в министерство, я был бы не последним человеком. Но ведь не потому что я какой-то особенный волшебник, а потому что мой отец — особенный волшебник. Правду Флэтчер говорил: будь я обычным парнем с обычным именем, то если и попал бы в министерство, то на должность помощника заместителя секретаря заместителя исполняющего обязанности главы отдела хозяйства.

Опять же, чем старше я становился, тем больше понимал, что Наземникус Флэтчер был во многом прав касательно бюрократических узлов министерств магии, коррупции в Отделе Мракоборцев, невозможности карьерного роста для рядовых выпускников Хогвартса, власти аристократии, будто живем в девятнадцатом веке. А когда Скорпиус Малфой официально объявил о том, что он жив… опять же, прав был аферист: не сегодня-завтра он займет пост отца или деда, или еще какой кабинет ему выделят, и тогда начнется в Британии вакханалия.

Чем взрослее становишься, тем тщательнее начинаешь изучать новости и лучше понимать, что происходит в мире. В этом страх.

Я говорю это все к тому, что несмотря на то, что я с лихвой выполнил долг чести по мести Наземникусу за печальный исход своей свадьбы и возвращении трона законному наследнику картеля Сантана, помахать рукой Коста-Рике и вернуться в Англию, чтоб жить нормально, как все, я не собирался.

Я выбрал свою стезю. Пусть неправильную и аморальную, но свою. И мир волшебных палочек вряд ли мог предложить мне больше, чем я намутил, сидя в своем кабинете (своем кабинете!) и встречая конкурентов на границе.

Впрочем, святой отец, я снова ошибся.

***

— Поттер, как там успехи с прогнозами? — послышался из телефона голос атташе.

Я прижал телефон плечом к уху и открутил крышечку от бутылки текилы.

— Наш финансовый аналитик работает, — успокоил я и, одернув шторку из стеклянных бусин и перьев, вернулся в шатер. — Перезвоню.

И повернулся к финансовому аналитику.

Симпатичная мулатка Палома, одетая в длинный сарафан из яркого алого шелка, сверлила невидящим взглядом поднос с птичьими костями и водила по ним тонкими руками, чуть царапая острыми ногтями. Услышав, как я вошел, Палома повернулась ко мне, звякнув тяжелыми серьгами.

— Пока все очень туманно.

— Я тебе сейчас втащу, — пообещал Финн, сидя на лежанке позади жрицы и вертя в руках пистолет.

— Совсем не обязательно сидеть у меня над душой.

— Палома, работай, — коротко сказал я, погладив большого попугая на жердочке.

Палома вздохнула и снова уставилась в птичьи косточки на подносе.

«Надеюсь, это не на твоем родственнике гадают» — подумал я, почесав попугаю клюв.

— Нет, это вороньи.

— Палома, не отвлекайся.

Но жрица снова распрямилась и повернулась к Финну.

— Я не нравлюсь тебе, а ты не нравишься мне, — тягучим голосом произнесла она. — Чем раньше я закончу, тем раньше вы отсюда уйдете, поэтому не дыши мне в спину и выйди.

Я переглянулся с Финном и кивнул. Финн, закатив глаза, послушно вышел.

— Давай, — повторил я.

Но Палома уже тянулась ко мне, сунув руки под рубашку.

— Я тебе сейчас щеку отгрызу, — пообещал я, ткнув жрицу лицом в поднос. — Не беси меня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза