Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

На деле же у меня была своя стратежка. Если добрый гений Элиас действительно окажется сведущим в финансовых делах, в чем я лично сомневаюсь, то с таким человеком мне просто необходимо задружиться. А вести к нему на первую встречу Финна… не то чтоб Финн выглядел как-то не так, просто я не встречал еще ни единого человека, на которого Финнеас Вейн произвел бы хорошее впечатление.

У леса, недалеко от домов, действительно был амбар, мимо которого я не раз проходил, но считал скорее складской пристройкой, нежели жилым помещением. Амбар, надо сказать, был ухоженным: ни единой покошенной доски, свежая краска, мелкие синие цветы беспорядочно покрывали землю рядом, а характерного запаха сырости, затхлости и гнили не было. Напротив, пахло из приоткрытой двери амбара чем-то смутно знакомым, а также чаем.

Робко постучав, я неловко замер.

— Пожалуйста, входите, — послышался приятный баритон.

Я толкнул дверь амбара, переступил порог, и секунды хватило, для того, чтобы понять, что я отнюдь не в складской пристройке, а амбар — не более чем внешняя оболочка этого укромного жилища.

Жилище оказалось многоэтажным, я, задрав голову, насчитал четыре яруса и заметил слева от себя винтовой пандус. У двери — кадка с фикусом и дубовый столик с раскрытым ноутбуком, на полу — персидский ковер, явно старинный, а у одной из стен были накиданы подушки: не меньше дюжины, самых разных размеров и цветов.

Но, привыкнув к теплому освещению, я поправил очки и присмотрелся к стенам. Рот мой сам по себе раскрылся.

Стены представляли собой сплошные книжные шкафы, туго заставленные фолиантами и литературой потоньше и посовременнее. Четыре яруса книжных стен! Даже поднимаясь по пандусу, я мог провести рукой и ощущать пальцами теплые корешки книг. Вот что за знакомый запах я унюхал у дверей — книги.

Запах книжной пыли, запах новых книг (знаете этот запах? Когда только раскрыл новую книгу, аж корешок и страницы хрустят, и тут чувствуешь этот запах типографской краски и плотной бумаги?). Но в моем лондонском книжном магазине, благодаря которому я и запомнил этот запах, было книг меньше раз в… тысячу?

Такого восхищения я не испытывал никогда, при виде чьего-либо дома. И так засмотрелся на книги, читая заголовки и проводя пальцами по томам, что не сразу увидел, как хозяин амбара, свесившись с третьего уровня пандуса, приветливо улыбнулся мне.

Я воровато одернул руку от книг и смутился.

— Это все книги? — вырвалось у меня.

— Все, — ответил Элиас, спускаясь вниз. Шаги его сопровождались непонятным цокотом. — Я коллекционер.

Не знаю, черт возьми, что это за человек, но я уже сейчас готов был подарить ему банду Флэчтера.

— Без ложной скромности скажу, что у меня, возможно, одна из самых богатых библиотек мира, — сообщил Элиас, неторопливо спускаясь. — Посмотри ближе, что интересно, здесь книги на любой вкус.

Я восторженно обернулся, когда голос хозяина библиотеки был совсем близко, и вытаращил глаза.

Красавец-библиотекарь, чье лицо могло бы украшать афиши и рекламные щиты, смотрел на меня сверху вниз, будучи выше на голову: пронзительные серые глаза смотрели с интересом, левая рука пристукивала пальцами по перилам пандуса, а мускулистый торс плавно переходил в туловище гнедой лошади.

Такого Элиаса я не ожидал, и даже перепугался.

Нет, не кентавра испугался, хоть это было и неожиданно.

В Хогвартсе кентавр преподавал у некоторых студентов прорицания, но наш курс на его уроки не попал — нам выпал жребий учиться у чокнутой гадалки, обожающей предсказывать смерть, болезни и катастрофы. Все, что я знал о кентаврах, так это то, что эти волшебные существа дружелюбием не отличаются, будучи созданиями гордыми и обладающими крутым нравом.

Карл Моран однажды завел тему о темах, которые не следует поднимать, если все же кентавр соблаговолил с тобой заговорить: это темы лошадей, сельского хозяйства, зоофилии, вопрос о появлении кентавров на свет, размножение, тема полукровок и магических существ. Поднять одну из этих тем, даже прозрачно намекнув — рискованно, можно схлопотать копытом по лицу, это как минимум.

А теперь представьте мое положение! Я же ходячий сарказм, а никакая сволочь в баре не удосужилась предупредить меня о том, что Элиас, грубо говоря, непарнокопытное.

Я чуть на вдохе не задохнулся, захлебываясь потоком непрошенных шуток, и усиленно думал, что же мне теперь ему говорить.

Элиас вскинул размашистые брови.

— У вас… отличная библиотека, — тупо проговорил я.

Кентавр вполне дружелюбно улыбнулся.

— Не смущайся, — посоветовал он, хлопнув меня по плечу. — Проходи. Выпей чаю.

— Я не смущен, — соврал я, неловко присев в глубокое кресло. Зачем кентавру кресло (хоть додумался не спросить это). — Просто я не ожидал, что вы… ну, то есть я видел ваши фотографии в «Инстаграме», и вы…

И вы на каждой фотографии были по пояс.

Неловко вышло.

Нет, ну не мог же я ожидать!

— То есть, ты не принес овес и сахарок к чаю? — поинтересовался Элиас, поставив чайник на плиту.

Я посинел.

— Расслабься, — раскатисто рассмеялся кентавр. — Ты ничем меня не обидел, Альбус.

— Знаете меня? — спросил я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза