И, сильнее уперев пистолет в лоб Джаспера, повел дуло вниз.
Джаспер послушно опустился на колени.
Позади сдавленно всхлипывала девушка.
— Пой, — произнес Финн.
— Что… что?
— Песню про дом восходящего солнца.
— Послушайте, мистер, мы просто хотели зайти и посмотреть… на улице полиция, мы видели.
Финн усмехнулся.
— Чувак, — протянул он. — Ты в Новом Орлеане. Забудь про полицию. Пой.
Когда же выяснилось, что перепуганный турист мало того, что забыл слова заветной песни, так еще принялся что-то мычать, чтоб не получить в лоб пулю, Финн оттолкнул его ногой и взмахнул пистолетом.
— Бегом, — посоветовал он.
Туристов как ветром сдуло, а Финн, опустив тоскливый взгляд на погнутую чайную ложку, выпавшую на землю, тяжело вздохнул.
Нехотя потопав к двери с витражными стеклышками, он не успел повернуть ручку, как вход в бордель благодушно перед ним распахнули.
— Ты снова спугнул туристов? — холодно спросила короткостриженая платиновая блондинка, чьи волнистые локоны делали точеный подбородок совсем кукольным.
— За углом копы, — соврал Финн. — У тебя есть еще мясо, не возникай.
И, прошел в душный коридор, пропахший приторно-сладкими духами, задев блондинку плечом.
— Он снова спугнул клиентов? — послышался недовольный взвизг, и красавица-брюнетка, вцепившись тонкими пальцами в стойку у входа, метнула в Финна ненавидящий взгляд.
— Снова? — В коридор заглянула чернокожая вейла.
— Марианн! — возмутились в один голос выглянувшие из комнаты прелестницы.
— Хорош пищать, — прикрикнул Финн, сев в низкое кресло и закинув ноги на стойку. — У вас есть мясо.
Вейлы подняли гвалт, и лишь когда Марианн Ле-Солей Леван звонко хлопнула в ладоши, поутихли.
— Да он гниет уже, — взъелась вейла в черном платье до колен, ткнув ладонью в первую дверь за стойкой. — Я есть это не буду.
И, повернувшись на каблуках, зашагала прочь.
Когда вейлы, ругаясь и шипя, разошлись, Марианн зашла за стойку и, опустив руки на плечи Финна, произнесла:
— В последний раз свежее мясо было пять дней назад. Ты уже пятый день разгоняешь клиентов. Объяснишься?
— Я устал рубить мужчин на части.
— Если ты считаешь, что выше этого, то отошли свое резюме на Уолл-стрит, там прям-таки обыскались наркомана без среднего образования и с судимостью, — жестко сказала вейла. — Я не жду благодарности за то, что сделала для тебя, но требую уважения.
— Прости, — протянул Финн. — Я делаю это, потому что забочусь о тебе.
— О моей грешной душе, Финн?
— О том, что нас уже пасут копы. Рано или поздно здесь будут еще и федералы. Выбирай: или спокойно жить без копов под дверью, или каждый день есть свежее мясо.
Покрытые темной помадой губы Марианн Ле-Солей Леван сомкнулись в тонкую линию. Острые ногти легонько впились в плечо Финна.
— Значит, это не милосердие убийцы? — сладко спросила она.
Финн опустил взгляд.
Запустив тонкую ладонь под его футболку, вейла присела на подлокотник кресла.
— Никто и никогда не будет любить тебя так, как я, Финн, — прошептала она, касаясь острым носиком темных дредов. — И все, что я прошу взамен — право на еду.
— Ешь, хуле, — бросил Финн.
— Надеюсь, ты правда понимаешь это. И не будешь в очередной раз пугать клиентов.
— Я же не специально, — отмахнулся Финн. — В школе я не учился, но мозгов хватает, чтоб понять: чем чаще вы жрете мужиков с улицы, тем дольше не жрете меня. Так что не пизди про любовь, ты меня просто откармливаешь на черный день.
Лицо Марианн Ле-Солей-Леван потемнело.
— Дверь всегда открыта, ты можешь уйти в любой момент, — сказала она, поднявшись с подлокотника и одернув узкое платье. — Ах да, тебе же некуда. Каково это, Финн, знать, что в мире почти восемь миллиардов человек, но ты не нужен никому?
Финн поджег сигарету и исподлобья взглянул на вейлу тяжелым взглядом.
— Поэтому никто и никогда не будет любить тебя так, как я, — улыбнулась она. — Цени это, Финн.
Мужчина лет сорока, одетый в белоснежную наглаженную рубашку, строгий крой которой совершенно не вязался с лихим косым шрамом, бороздившим небритую щеку, уселся на переднее сидение неприметного черного автомобиля и протянул сидевшей за рулем женщине бумажный пакет с жирными пятнами.
— Сэндвич с жареной рыбой и кукурузой — лучшее, что есть в Новом Орлеане, после проституток и пива. Зацени, Сильвия.
Сильвия недоверчиво покосилась на пакет, сжав его двумя пальцами.
— Так много жира.
— Мы в Штатах. Здесь все жирное. Это тебе не твоя родная тощая Колумбия.
— Венесуэла, — поправила Сильвия, ограничившись стаканчиком кофе. — Куда уж мне оценить изыски высококалорийного фаст-фуда. Это мне не твой родной жирный Канзас.
— Техас, — буркнул мужчина, откусив от своего сэндвича большой кусок. — Ты злая. Диего совсем сел на голову.
Сильвия метнула в него такой суровый взгляд, что американец осекся.
— Он меня не слушает, — сквозь зубы процедила Сильвия, сжав стаканчик так, что грозилась проткнуть его пальцами. — Он снова меня не слушает.
— Ты не истина в последней инстанции, — пожал плечами американец. — Он взрослый человек.
— Напомни, когда я была не права?
Мужчина хотел было быстро ответить, но задумался.